Георгий Свиридов - Победа достается нелегко

Лейтенант Базашвили, докуривая сигарету, задумался. Куда идти? Времени в обрез, праздничный вечер в разгаре. Знакомых в Ташкенте много, есть дальние родственники, и всюду будут рады его приходу. Но в таком, мягко говоря, рабочем костюме что-то не хотелось показываться на глаза людям. Надо сперва побывать в палаточном городке, привести себя в порядок.

— Товарищ лейтенант!

Базашвили узнал голос Коржавина.

— Ну как, Руслан, кончили?

— Порядок! Ребята очистили последний вагон. — Коржавин подошел ближе. — Я насчет праздничной формы. Тут шла попутная машина, и мы Женьку Зарыку отправили за парадной робой… одеждой то есть. Так Женька звонит, спрашивает… Ваш чемоданчик привозить, или вы сами в городок поедете?

Лейтенанту захотелось обнять солдата. Молодцы! Нигде не теряются. Он так и сказал:

— Замечательно придумали! Замечательно! — И добавил: — Конечно, пускай и мой чемодан везет. Обязательно везет! Так и скажи.

— Тогда порядок! — весело рассмеялся Коржавин. — Идемте со мной.

Базашвили, ничего не понимая, удивленно посмотрел на Коржавина.

— Лучше, Руслан, сам скажи ему. Пусть скорей едет сюда.

— Женька давно трубку повесил, да и телефон не работает… А насчет чемоданчика не беспокойтесь. Он уже тут! Привезли его. Просто мы думали, если вы не захотите, так чемодан мигом бы увезли назад, в городок. Идемте, ребята уже переодеваются.

— Серьезно?

— Слово!

— А где машину взяли? — допытывался Базашвили.

— Установили тесный контакт с местными комсомольцами из университета. Они на соседнем участке доски разгружают… Прямо на грузовики… С факультета журналистики, будущие газетчики. Доски возят куда-то за парк Победы. Обратно идут порожняком. Ну мы и договорились, чтобы на обратном пути заскочить на стадион и прихватить наши мундиры. Все равно ведь они мимо едут.

«Ничего себе мимо, — подумал Базашвили, хорошо знавший город, — парк Победы в одном конце, а стадион „Пахтакор“ в другом… Крюк не малый». И добавил вслух:

— Если бы меня спросили, гонять машину не разрешил бы.

— Так мы с Каримом Сабитовым, ихним комсоргом, договорились. Он недавно сам служил…

Когда ракетчики во главе с Базашвили выходили из ворот товарной станции, вид у них был праздничный. Чистые гимнастерки, надраенные до блеска сапоги. Глядя на них, трудно было поверить, что сразу же после парада они до позднего вечера разгружали мешки с цементом…

— В час ноль-ноль всем быть на месте, — сказал на прощание Базашвили. — Желаю весело провести время!

Воины шли по улице, а навстречу им двигался праздничный, залитый электрическими огнями город, встречая музыкой, песнями, танцами.

— Корж, мы куда? — спросил Зарыка.

— На «Комсомольское озеро». Парк чудо! Только далековато.

— Зачем топать, когда имеется общественный транспорт? Вон, видишь, люди стоят, там остановка.

Автобусы шли переполненные. На каждой остановке их осаждала толпа. Руслан и Евгений с трудом втиснулись в один из них.

На просторной площади перед центральным входом в парк «Комсомольское озеро» было шумно и людно. Прожекторы, установленные в разных концах, заливали площадь светом, из репродукторов лилась музыка. На небольшом деревянном возвышении пять узбеков играли на национальных инструментах. Одетые в длинные цветастые халаты, подвязанные платками вместо поясов. Двое играли на звонких дудках, один ритмично выстукивал палочками на барабане, а его сосед, подняв бубен над головой, лихо отбивал дробь ладонями и пальцами. Пятый, рослый, с округлой бородкой, поднял длинную, метра на три, медную трубу — карнай.

— Смотри, это тот, что гудел на параде, — сказал Коржавин, узнавая музыканта. — Утром он шел впереди колонны демонстрантов.

— Конечно, он, — Зарыка кивнул. — Затыкай уши!

Узбек, одной рукой придерживая трубу у рта, а тремя пальцами другой поддерживая гигантскую трубу, поднял ее почти над головой, и над площадью, над ближайшими улицами поплыли мощные звуки.

— О-у-у-о! О-у-у-о! О-у-у-о!

В хрипловатом голосе парная, грозном и величавом, слышался отзвук далеких, ушедших веков, торжество победителей, призывный зов будущего. Тяжелый густой звук заполнял собой все, заглушая радио, музыку дудок и барабана, шум толпы…

— Теперь я знаю, что такое иерихонская труба, — сказал Зарыка, когда музыкант сделал паузу.

— Сильная штука! — согласился Руслан. — Глушит наповал.

Они вошли в парк.

Широкая короткая аллея, по сторонам которой цвели розы, подвела к берегу просторного водоема — «Комсомольского озера». От воды несло свежестью, прохладой. Высокие пышные плакучие ивы, что росли на берегу, слегка склонились и тянулись к воде всеми своими зелеными ветвями, словно молодая девушка, распустившая косы, наклонилась и загляделась в зеркало озера, любуясь собой, отраженными огнями и звездами. Огней было много. Гирлянды разноцветных лампочек украшали зеленые островки и светились по обеим сторонам водоема, вдоль и поперек пересекая аллеи парка, замысловатыми гроздьями повисая над входами летних ресторанов и открытых эстрад, читален, шашлычных. Противоположного дальнего края озера не было видно, только приветливо светились огни и приглушенно доносились звуки духового оркестра. По озеру скользили лодки. В аллеях было многолюдно. Празднично одетые девушки и парни, пожилые семейные люди с детьми медленно шествовали вдоль берега. Из репродукторов лилась задорная мелодия какого-то восточного танца.