Евгений Воробьев - По Старой Смоленской дороге

Он подполз ближе — лежит кто-то в белом халате с капюшоном. Вгляделся — Привалов, старший сержант!

Беспрозванных приподнял ему голову и при вспышке той же ракеты заглянул Привалову в глаза. Зрачки сузились — это был отблеск таившейся жизни.

Индивидуальный пакет, зажатый Приваловым в руке, и расплывшееся пятно на белой штанине подсказали, что нужно делать.

После перевязки Беспрозванных снял с себя маскировочный халат, расстелил его на снегу и подоткнул под туловище раненого.

Беспрозванных вспомнил, как на горушке, за околицей Пустошки, он сгреб, подмял под себя и сорвал ушанку с Привалова, который полз к блиндажу. Сорвал ушанку — и Привалов мгновенно превратился тогда в условно убитого. Ну, а сегодня на этом косогоре нет условно убитых, есть только раненые и убитые всерьез.

Привалов опамятовался.

— Товарищ старший сержант! — зашептал Беспрозванных. — Потерпите еще немного. Скоро будем дома.

— Кастусь?

Беспрозванных провел рукой по заиндевевшим бровям, потер щеку.

— Матусевича с нами нету. Это я.

— А ты кто? Голос вроде знакомый…

— Да новенький. Беспрозванных.

Он продернул длинные рукава своего маскхалата у раненого под мышками, связал оба рукава на его груди двойным узлом. Можно будет ухватиться за капюшон, как за ушко мешка, и тащить волокушу за собой.

— Овес-то нонче почем? — неожиданно спросил Привалов.

— В той же цене, — ответил в тон раненому Беспрозванных. Он обрадовался тому, что у Привалова достало сил пошутить.

Беспрозванных вновь заглянул ему в глаза, и при свете ракеты их взгляды встретились.

— Ты меня, парень, уж пожалуйста…

Привалов впал в забытье.

Теперь Беспрозванных было безразлично — в халате ползти или без халата, он был далеко от немецких позиций. Пошел снег, видимость ухудшилась. В одной телогрейке ползти даже способнее. Он закинул за спину свой автомат, а также автомат Привалова, лежавший рядом с хозяином на снегу.

Он тащил раненого и силился угадать: что хотел сказать Привалов? о чем просил?

Чтобы новенький на него не обижался?

Или чтобы не оставил одного в поле?

Когда Беспрозванных в начале поиска карабкался вслед за Шульгой на обледеневший косогор, он не раз помянул тот косогор недобрым словом. А сейчас, когда из последних сил волок Привалова на изорванной подстилке, в которую уже превратился маскхалат, он проникся к этому косогору нежностью — волочь волокушу с горы легче.

Сползли в овражек. Беспрозванных осторожничал как только мог — недолго и скатиться кубарем, тогда раненый снова потеряет сознание от боли.

В овражке Беспрозванных поднялся на ноги и разогнулся. Он почувствовал, как по спине его, между лопаток, струйкой потек пот.

Как найти старую «калитку» в колючей проволоке?

Тут он вспомнил, как задал старшему сержанту вопрос по поводу хвои и как тот стал трепаться насчет немецких овчарок. Конечно, вопрос был не шибко разумный, можно бы и самому догадаться, если поднатужиться. То, что старший сержант поднял его на смех, он постарается забыть, это, в конце концов, не так важно, а вот важно, что тропка перед «калиткой» обозначена хвойными вешками.

Как назло, немцы в эти минуты скупились на освещение. Когда Беспрозванных таился у них под носом, то проклинал каждую ракету, а тут, в овражке, темнота ни к чему.

Еще недавно он радовался тому, что идет снег и видимость никудышная, а сейчас и редкий снежок мешал ему ориентироваться: в низинке всегда темнее, чем на взгорке.

Сколько хвойных сучьев и веток обрубил на своем веку лесоруб Беспрозванных, очищая стволы сваленных елей, горы валежника навалял, а не думал, что чепуховая ветка сыграет в его жизни такую роль.

Вот она, спасительница, торчит из снега!

За это время саперы расширили проход, оттянули концы колючей проволоки в стороны. Это уже не лазейка, не «калитка», а, можно сказать, ворота.

Ну, а за проволокой его окликнул сам Евстигнеев.

Саперы подхватили раненого и понесли, не пригибаясь, да так быстро, что Беспрозванных налегке не мог поспеть за носильщиками.

Оказывается, на поиски старшего сержанта отправились и Анчутин, и Шульга, и Крижевский, но, видимо, снегопад сбил их со следа; сейчас Евстигнеев отправится на поиски тех, кто ушел искать.

Беспрозванных не сразу уразумел Евстигнеева, ничего не слышал, кроме стука в висках. Он стоял с двумя автоматами за спиной и оттирал правую руку, которой загребал снег, когда полз; рука превратилась в ледышку. Он тер, тер, тер свою руку, а чувствительность не возвращалась. Он уже подумал, что рука замерзла насовсем. Но едва успел испугаться, как закололо иголками в кончиках пальцев.