Иван Семин - Сталинградские были

Он повернулся и сердито затопал каблуками по деревянной трубе.

Минут через пятнадцать запела пила, зазвенели топоры в подвале. Рамы одна за другой поплыли в туннель.

— Вот это я понимаю, порядок! — повеселел Макаров. — Выручила пехота своего парня. Натаскали столько досок, что в три дня не переделаешь. А там Кушев долг вернет!

Сержант довольно потер руки и встал на место уставшего сапера. Подручным у него был Парфенов, который за последние дни просто преобразился. Это уж был не тот медлительный человек, который ко всему относился с флегматичным спокойствием. Сейчас он был увлечен общим порывом. Не дожидаясь команды, он первым брался за работу и до конца смены не выпускал из рук лопаты…

Грунт комьями валился к ногам. Саперы работали старательно, и мешки с землей ритмично шли по туннелю. Но к концу восьмого дня темп вдруг замедлился.

— Дышать будто нечем, — прошептал Парфенов в ухо сержанту. — Головокружение и вялость во всем теле.

— От усталости это, — ответил Макаров и оглянулся назад.

Бойцы, растянувшиеся цепочкой, сидели вдоль трубы, низко повесив головы. Они с трудом передавали друг другу тяжелые мешки. Слабая струя свежего воздуха еле доходила сюда, и они глотали его, словно рыбы, выброшенные на берег.

У Макарова ныли руки и ноги, от копоти першило в горле, на зубах хрустела противная земляная кашица. «Надо выдержать», — подумал он и с силой загнал в землю кирку. Вдруг все поплыло у него перед глазами. Он зашатался и упал.

— Товарищи! Сержанту плохо! — закричал Парфенов и сам, обессилев, уткнулся лицом в рыхлую землю. «Надо отползти немного назад», — успел подумать он и потерял сознание.

Пришел в себя Парфенов часа через полтора. Открыл глаза, осмотрелся: лежал он в котельной на разостланной шинели. Рядом стояли Макаров и капитан Титов.

— Обморок от недостатка кислорода, — говорил Титов. — Необходимо, сержант, устроить ручной вентилятор для искусственной подачи воздуха. Курение в туннеле категорически запрещаю. Освещение сократить. Эти коптилки чертовски портят воздух. Людей в туннеле держать меньше. Лучше на день-другой оттянуть взрыв.

Эти меры предупредили повторение обмороков, и к концу десятого дня саперы приблизились вплотную к немецкому опорному пункту.

— Теперь, ребята, чтоб ни малейшего стука или шороха, — предупредил Макаров. — Тишину держать мертвую.

Саперы понимали, в чем дело. Кирки и лопаты они обмотали тряпками. Ботинки, чтобы не стучали, тоже обмотали. Разговоры прекратили совершенно. Все команды передавались только жестами.

Подвал в последние дни пустовал до самого вечера. Бойцы появлялись в нем лишь на какой-то миг, торопливо высыпали землю и снова скрывались в туннеле.

Вечером вылезали на часок отдохнуть. Расходясь по углам, спотыкались, ругали крепкими словами попадавшие под ноги кирпичи, а заодно с ними Гитлера и его приспешников. Но, передохнув немного, становились веселыми, начинали шутить.

— Товарищи! Язык Севцова никому не попадался? — спрашивал кто-нибудь из темноты. — Потерял, видать, бедный, и молчит, как лапоть под порогом.

— В забое чей-то язык остался. Черный-пречерный от пыли. Может, его?

— Нет его, в баню побежал мыться.

— Попарится, тогда запоет.

— Макаров и так хорошо его упарил…

Севцов, грязный, вспотевший, насмешливо обвел товарищей блестевшими из-под черных век глазами, тряхнул головой и тихонько запел:

Когда он запел, в подвал влезли ноги в больших сапогах, перепачканных грязью. Потом показались полы шинели, автомат, руки и наконец лицо. Улыбающееся лицо командира полка.

— Встать! Смирно! — оборвал песню Макаров и, повернувшись к командиру, приложил руку к пилотке, чтобы отдать рапорт.

— Здравствуйте, товарищи саперы! — чуть не шепотом поприветствовал командир полка.

— Здравствуйте! — так же приглушенно ответили ему саперы.

— И поздороваться нельзя как следует с командиром, — горестно вздохнул Севцов, когда была подана команда «Вольно».

— А я на это обижаться не буду, — засмеялся командир полка. — И вы, думаю, тоже. Стукнем гитлеровцев, вот тогда крикнем друг другу. А сейчас обстановочка не позволяет.

Обстановка действительно была тяжелая. Гитлеровским войскам удалось разрезать 62-ю армию на части. Вражеские автоматчики, пулеметчики обстреливали переправу «62», поднимая шквальный огонь при малейшем движении на воде или возле причалов.