Борис Егоров - Продолжение следует...

Тем временем пехота успевает организоваться и опять наступает.

— Шофёр, гони к танку!

Боже мой, что делает Чапай! Мне страшно? Нет. Это же в азарте боя.

Интересно рассуждал о страхе мудрый сержант Богомолов:

— Новичок поначалу боится. А потом, месяца через два, никакого страху у него нет. Он уже обстрелянный. Герой. Напролом лезет. Я, мол, бывалый фронтовик. Где наша не пропадала! Но ежели годок повоюет, осторожным становится. Время давить начинает. Нет, он не боится, но неосмотрительно не поступает. Старый фронтовик жизнь свою дёшево не продаст... А в общем-то, разное бывает. Я вот одного знал, который смерти искал. Жена ему изменила. Письмо получил. Куда только ни лез — и ни одной царапины. От него смерть, как мячик, отскакивала.

Вот так, наверно, она отскакивала от полковника Некрасова.

...Подъезжаем к «тигру». На броне — жёлтая, оскалившаяся морда зверя. И поднятая для удара лапа. Пониже морды зияет широкая дыра. Около гусеницы лежит большой кусок брони толщиной с кулак.

Какой-то пехотинец суёт в дыру руку.

— Ребята, тут шоколад есть!

Полковник сердится:

— Шоколадки ему захотелось! Клади шоколад в карман и — вперёд! Лопатку не забудь. Окапывайся, гренадер!

Смотрит из-за танка на деревню. По броне звякают несколько пулемётных очередей.

— Лейтенант, помчали вон к тому отдельному домику! Сядем на крышу, будем громить правую окраину. Это оттуда по пехоте бьют.

Виллис едет по кукурузе, оказывается на дороге.

И вдруг, как по команде, перестрелка затихает, наступает тишина.

Причина её быстро становится понятной: в небе «юнкерсы». Три десятка серебристых крестиков летят высоко, приближаются к нам. Проходят над нами. Это плохо. Если бы развернулись, значит, не по нашу душу прилетели. Прошли мимо — могут вернуться. И они возвращаются. Медленно, не нарушая строя, делают разворот. Минута, две, три... И начинается землетрясение.

Бомбовые разрывы ползут по земле, как огонь по бикфордову шнуру. С крыши нашего домика летит черепица.

Некоторое время всё поле затянуто чёрным дымом, по-декабрьски темно. Потом ветер сносит чёрное облако, проясняется, и мы видим, как горит тот «тигр», около которого мы только что были. Добили зверя бомбой.

Соединяюсь по рации с дивизионом. Прошу огня на правую окраину Александрталя.

Первые же разрывы ложатся хорошо. Следующие надо только чуть подправить. Но молчавшая до сих пор немецкая батарея начинает бить по нашему домику.

С крыши снова летит черепица. Остаются голые стропила да прибитые к ним планки.

Успеваю крикнуть в трубку несколько слов. Дальше уже ни меня дивизион не услышит, ни я его.

Молодец шофёр: успел отъехать от домика в сторону и поставить машину в воронку от бомбы.

Бежим и падаем. Когда достигаем воронки, в которой укрыт виллис, оглядываемся назад: нашего домика уже нет.

Но мы своё дело сделали. Огневые точки на правом фланге молчат. Дивизион ведёт дуэль с немецкой батареей. Пехота занимает Александрталь.

Дорого досталась нам красночерепичная деревня. Но это ещё не вся её цена...

К вечеру мы с командиром дивизиона сидим в штабе, в километре с небольшим от Александрталя, обсуждаем события дня. Я рассказываю о Чапае. «Стой, пехота, ложись!» Цель, с какой он приезжал к нам, неизвестна. Возможно, лично хотел ознакомиться с обстановкой, но обстоятельства сложились так, что он вмешался в бой.

Командир дивизиона чертит карандашом на карте линию передовой.

— Она, как докладывают, проходит вот здесь. За деревней. Метрах в шестистах. Положение стабилизировалось, видимо, до утра.

Но в это время до нас доносится шум перестрелки. Сначала стрекочут автоматы, потом пулемёты, слышны разрывы гранат.

Нет, стрельба не за деревней — в самой деревне. Неужели они перешли в контрнаступление? Тогда почему же молчит артиллерия? Ведь в Александртале стоят сорокапятки и наша батарея старшего лейтенанта Красова — два орудия... Послана на прямую наводку по распоряжению сверху.

— Красова к телефону! — торопливо говорит дежурному связисту командир дивизиона.

— С Красовым связи нет. Только что наладилась и оборвалась.

Мы бросаемся к скирде соломы, залезаем наверх и в начинающих сгущаться сумерках видим, как мчатся в нашу сторону сорокапятки, повозки, автомашины. Отступление, бегство.

А «девятка»? Ничего не понятно в этой обстановке.

— Берите радиста, разведчиков и идите к деревне, — говорит мне командир дивизиона. — Радируйте обстановку.