Борис Егоров - Продолжение следует...

Несколько лет спустя, когда в мои руки попали книги по диалектологии, я не раз отмечал, что диалектологические карты составлены «по-богомоловски». Сущий клад для учёных был сержант Богомолов! Километрами бы его на плёнку записывать! Преподаватели, у которых я учился, объясняли, что такое ассимилятивное аканье и диссимилятивное яканье, но так произносить слова, как Богомолов, не умели.

А для него это было развлечение, озорство.

В тот вечер он не выпускал из рук балалайку часа четыре кряду. Поспорил с товарищем:

— Если я сегодня повторю хоть одну частушку, то иду за тебя в наряд. Если не повторю, ты за меня пойдёшь. Судьи — все, кто тут сидит.

Разведчиком Богомолов был опытным. Воевал не первый год и любил учить новичков:

— Что-то ты вздрогнул? А? Снаряд просвистел? Ты пойми: который свистит — это не опасный. Это не твой. Который «плачет», тот опасный: ложись. А который твой — ты его не услышишь. Так что не волнуйся... Главное — лопаткой работай. И к земле будь поближе. А от деревьев подальше: на деревьях дурные снаряды рвутся.

Наш 312-й артполк почти не выходил из боёв. Только однажды дали ему маленькую передышку. Остановили на переформировку, слили с 1156-м полком, и мы стали именоваться 146-й армейской пушечно-артиллерийской бригадой. В бригаде было девять батарей четырёхорудийного состава, тридцать шесть 152-миллиметровых гаубиц-пушек.

Полком командовал полковник Коханенко, бригадой — подполковник Ханович, затем — полковник Миронов.

Высокий, сухопарый офицер безупречной выправки, Миронов говорил о себе с достоинством:

— Я потомственный профессиональный военный.

Приезжал на НП дивизиона или батареи, спрашивал:

— Снаряды с дистанционным взрывателем есть? Отлично. В том месте неба, куда я навёл крест стереотрубы, повесьте кляксу. Правее церквушки ноль двадцать и выше. Не торопитесь, но время засекаю по секундомеру.

Потом «клякса» будет нанесена на планшет, станет называться фиктивным воздушным репером, танцуя от которого можно быстро и точно переносить огонь на внезапно появившиеся цели.

Или вдруг звонил Миронов со своего наблюдательного пункта:

— Вы заметили колонну противника? Открывайте огонь, но я хочу видеть стрельбу на рикошетах.

Стрельба на рикошетах рассчитана на уничтожение живой силы противника и его деморализацию, психическое подавление. Чиркнув о землю, снаряд снова поднимается в воздух. Летит, кувыркаясь, устрашающе стонет и взрывается над головой противника, осыпая его осколками. В окопах и канавах спасения нет. Тем более нет спасения лежащим на земле.

Но надо так рассчитать угол падения, чтобы снаряд не уткнулся в землю, а только коснулся её и отскочил.

Задачи ставились не из лёгких, и не всегда командир батареи, поразивший или уничтоживший цель, получал от комбрига благодарность. Иногда полковник говорил:

— Что цель поражена, вижу. Но стреляли вы малокультурно, некрасиво. Это же искусство!

Война шла, а он хотел, чтобы было ещё и красиво.

Случалось и так, что, неожиданно появившись на батарейном наблюдательном пункте, он говорил командиру:

— Занимаю ваше место. Вы будете наблюдателем. Стреляю вашей батареей я.

И тогда мы видели, как командир бригады «показывает класс».

Комбриг был строг во всём.

Однажды пришёл на огневую позицию. Командир первого огневого взвода — старший на батарее — сдал рапорт. Полковник выслушал и сделал жест рукой: идите, мол, впереди и показывайте мне своё хозяйство. Лейтенант сделал несколько шагов, и вдруг командир бригады увидел, что на шинели взводного нет пуговицы, хлястик засунут под ремень. Полковник остановился:

— Батарею я осматривать не буду. Какой на ней может быть порядок, если сам командир не в порядке? Эх вы, аристократ! Вы офицер, а не подмастерье и должны быть немножечко аристократом.

Бригада называлась «ордена Суворова...».

Капитана Мамленова назначили в ней командиром первого дивизиона, капитана Исакова — начальником штаба второго. «Мушкетёры» были любимцами бригады, и не одна боевая награда была уже на груди у каждого.

Виделись мы редко. Дивизионы по фронту стояли не рядом. Встречались на дорогах, на марше или в штабе на совещаниях.

И тогда кто-то из нас — Мамленов или я — предлагал:

— Ну что ж, устроим вечер воспоминаний?

...Шагали ребята в подмосковных лагерях. Играл оркестр на Красной площади: «Мы в нашу артиллерию служить пойдём...». Громко, торжественно объявлял учитель танцев: «Кавалеры, пригласите дам!» Сидели «спецы» в переполненном зале, слушали, как читал их товарищ со сцены: «Ай, ребята, пойте — только гусли стройте...» и «геноссен ляйтерин» Синицина спрашивала сто новых слов. «Если вы мной недовольны, жалуйтесь графу Игнатьеву».