Мартын Мержанов - Так это было

Больше всех суетится Редкин. Он кричит: «Федя, тебя не видно», «Миша, подымись выше»…

Нас пересаживали, по-разному «компоновали группу», строили какие-то «пирамиды». Затем приехал генерал-полковник Н. Берзарин, и мы вновь фотографировались: «Берзарин с правдистами», «Берзарин с известинцами», «Берзарин с краснозвездцами» и т. д.

С группой журналистов, прибывших из Штеттина, приехала актриса Московского Художественного театра Нина Михаловская. В рейхстаге ее встретил Неустроев. Он был рад, что его «гарнизон» посетила актриса, да еще столичная. Приказал на втором этаже соорудить эстраду.

Нина Валерьяновна не была готова к концерту. Посетовала на свою забывчивость, что не взяла грима. Неустроев услышал и тут же приказал:

— Пудры и духов артистке. Быстро!

Солдат исчез, а через несколько минут принес небольшую красивую коробочку, на которой по-немецки было написано… «для ног». Грим не состоялся, но это не помешало концерту.

Михаловская читала отрывок из «Метели» А. Пушкина. И под сводами разбитого здания гулко раздавался ее голос:

«…Война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу… Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове „ отечество “. Как сладки были слезы свидания!»

Я смотрел на солдат, многие из них сидели на полу, на разбитых лестницах, на подоконниках. Только три дня назад здесь шел бой за каждый метр. А теперь в рейхстаге звучит бессмертный Пушкин. Солдаты слушали, боясь пошевельнуться. Кто-то приставил к уху ладонь, чтобы не пропустить ни одного слова, кто-то подался вперед, кто-то украдкой вытирал слезу.

А когда артистка закончила чтение, все ей стали шумно рукоплескать. Солдаты были взволнованы, может быть, Пушкин впервые по-настоящему дал им почувствовать близость свидания с Родиной.

Нину Валерьяновну окружили. М. Егоров и М. Кантария предложили ей взобраться на крышу рейхстага, взглянуть на Знамя Победы, на разбитый купол. Артистка смущалась, боялась и отнекивалась, но все же уговорили.

Тут же, на площади, мы узнали, что в Штраусберге, в Политуправлении фронта, есть на наши имена приглашение на поездку за Эльбу, на встречу 6 мая с американскими офицерами.

Пообедав у генерала Переверткина, мы заехали в Штраусберг, привели себя в порядок, начистили сапоги «сто улыбок в лицо тротуарам» и двинулись в расположение 61-й армии, которой командовал генерал П. Белов.

Ехали мы по незнакомым дорогам, но в общем-то ничем не отличающимся от дорог вокруг Берлина: те же леса, перелески, остовы кирпичных домов, брошенная техника.

Генерал встретил нас приветливо и попросил:

— Ну, рассказывайте, что вы видели своими глазами.

Борис красочно нарисовал картину бункера имперской канцелярии, а я рассказал о находке трупа Геббельса.

Поздно вечером мы посетили редактора армейской газеты И. Пекермана. Он очень был рад нашему приезду. У него уже собрались Вс. Иванов, Л. Кудреватых, А. Бек и другие писатели и журналисты.

За шумным ужином все разговоры крутились вокруг завтрашней поездки за Эльбу.

Некоторые наши собратья приехали в таком виде, что пришлось им срочно подыскивать «цивильный костюм», наскоро брить, стричь, в общем, приводить в «приличный» вид: едем-то в гости!

Редакция армейской газеты разместилась в просторном особняке. И мы ночевали здесь. Пекерман, как гостеприимный хозяин, чуть ли не всю ночь хлопотал, — только бы всем нам было хорошо и уютно. А потом он еще подсаживался то к одному, то к другому и начинал: «А помнишь…» И все мы вспоминали минувшие дни.

Дорога к Эльбе шла лесом. Мы волновались: давно ли наша «эмка» колесила в солончаках у Волги и по горным тропам у Моздока? А теперь вон блестит вдали лента Эльбы. На всем пути битые ящики из-под патронов, сгоревшие танки. Типичный ландшафт войны.

От плавно текущей Эльбы повеяло миром и покоем. Здесь же перед нами выросла символическая картина: оседланные дончаки пили воду из Эльбы. Фотокорреспондент Яша Рюмкин по достоинству оценил этот «мирный этюд» и сделал великолепный снимок, имевший потом успех.