Когда мы расходились, у ворот под деревом стоял сгорбленный старик и плакал. Мы подошли.
— Я плачу по сыну, которого замучили в Бухенвальде. Ох, если бы эту песню пели раньше и все. Пойте ее сейчас, пойте чаще и всюду. Ведь есть еще люди, мечтающие о лагерях…
А где-то рядом, пересекая улицу, шла в обнимку колонна молодежи и пела олимпийскую песню. Так на перекрестке встретились два поколения одного века, словно бы принимая эстафету. В молодых голосах слышались нотки уверенности, что никогда больше Дахау не воскреснет.
…На олимпийском стадионе спортивная программа была отмечена блестящей победой спринтера Валерия Борзова.
Естественно, все журналисты бросились к знаменитому негритянскому бегуну Джесси Оуэнсу — герою берлинской олимпиады, постаревшему на тридцать шесть лет. Он стал грузен и сутуловат. Оуэнс был восхищен нашим спринтером. Я напомнил ему о берлинской олимпиаде, и он улыбнулся, должно быть неожиданно возвращенный в прошлое.
— О время, время! — воскликнул он.
Невольно на память пришел олимпийский красочный альбом, который мы в мае 1945 года нашли на берлинском стадионе в Шарлоттенбурге. На обложке был запечатлен лежащий на траве негр Д. Оуэнс вместе с немецким атлетом.
Теперь выяснилось, что Оуэнс этого альбома не видел, но помнит, как бойкий фоторепортер долго уговаривал арийца лечь рядом с негром и приговаривал: «Так нужно, так нужно, улыбнитесь…»
Так Джесси Оуэнс оказался в фокусе трех так не похожих друг на друга периодов — прихода к власти фашистов, их разгрома и торжества мирных идей.
…Давно мечталось побывать в Нюрнберге, который был колыбелью и стал могилой нацизма.
И вот из окон вагонов мы видим, как летят мимо нас прекрасные пейзажи южной Баварии с ее лесами, взгорьями, просторами, тронутые красками осени.
Нюрнберг! Средневековый город, построенный на канале, соединяющем Дунай и Майн, с великолепными образцами готики, памятниками, площадями, крупными заводами, производящими танки, орудия и авиационные моторы. Он часто подвергался атакам с воздуха. Город бюргеров славился пивными, в которых штурмовики орали «хайль» малоизвестному им австрийцу Адольфу Шикльгруберу. И хотя прошло уже три десятилетия после окончания войны и Нюрнберг отстраивается, все же старинная часть города — «гнездо отцов», средоточие культурных ценностей нации — разбита. До сих пор пустынны целые улицы, и на старом пепелище, как гнилые зубы, торчат сгоревшие дома.
В последние дни войны англо-американская авиация совершила концентрированный удар по старинной части города, не тронув заводы и новый город.
В старинной части Нюрнберга были три дома, в которых в разные годы жил выдающийся немецкий художник Альбрехт Дюрер, но два из них полностью разрушены, а третий сгорел, остались каменные стены и пустые глазницы окон.
Мы едем на Партейланд — огромный плац для парадов на окраине города. По пути в туманной дымке на вершине скалы увидели неясные очертания замка. Что это? Оказывается, это замок Фридриха Барбароссы — одного из самых разбойных германских императоров, именем которого был кодирован план вторжения фашистских войск в Советский Союз.
Духовные потомки Барбароссы в «мертвые годы» фашизма показали миру куда более изуверские методы борьбы.
Нюрнберг был их прародителем.
Много раз в документальных кадрах различных фильмов показаны были нацистские парады под барабанную дробь, факельные шествия, истерические речи. Для них сооружена специальная трибуна. Так случалось в дни нацистских праздников, на которые съезжались отборные войска, отряды и «партейгеноссе». Они уже вышли из пивных, уже не боялись никого, собирались и вопили на площадях. Они произносили речи, смысл которых укладывался в формулу «сегодня нам принадлежит Германия, а завтра — весь мир».
И вот мы подъехали к огромным, выложенным из серого камня трибунам, против которых простиралось большое поле, покрытое крупными плитами. Сквозь плиты, сквозь крупные блоки трибун прорастает и кустится бурьян, вьется плющ, растет какая-то курчавая трава. Они постепенно покрывают трибуны и поле, словно желая своей силой, силой природы скрыть от глаз прохожих дурную славу этих мест, забыть о них.
Широкая асфальтированная дорога ведет к нюрнбергскому стадиону, расположенному за трибунами Партейланда и окруженному парком. Здесь мы видели много гуляющих в вечерний час… Они равнодушно проходили мимо заросших трибун, а детвора бегала, прыгала, играла, прячась в кустах бурьяна. А в центре, на выдвинутой трибуне, откуда выступал когда-то Гитлер, стояла девчонка-школьница с косой и большим розовым бантом. Держась ручонками за ржавые перила ограды, она пела какую-то незнакомую нам песенку и была счастлива тем, что поет.
Читать дальше