Олег Меркулов - Ради тебя

— Ты у меня в гостях.

Ей сладко вздохнулось.

— Я видела даже сны. Но не помню о чем. Ты быстро забываешь сны?

Игорь опустил руку на ее кисть, она не пошевелилась, он погладил кисть, слегка сжал, и тогда она, помедлив, отняла руку.

— Отдыхай, — сказал он. — Отдыхай. И давай не думать ни о чем.

— Как не думать ни о чем?

— Не думать, и все. Это наш вечер, и все. Кто знает, что будет завтра? Но сегодня — сегодня есть только ты и я. Ладно?

Она помолчала.

— Так думать — страшно.

— Ну, брат, — Игорь в темноте усмехнулся, она чувствовала это по тону, — ты еще не знаешь, что это такое — страшно!

В комнате темнело. Лицо Игоря утратило четкость, контур лица сейчас был особенно треугольным — вверху широкий лоб, внизу узкий подбородок. Выражения глаз не было видно, поэтому голос Игоря звучал яснее.

— Я никогда не думал, что… Представляешь, меня вызывают в штаб и… Теперь вот мы с тобой!

Голос его чуть дрожал, он старался сдержать эту дрожь, но несколько раз даже откашливался, но голос все равно дрожал. Ей было приятно, что это у него из-за нее.

— Игорь! — Она хотела сказать строго, но строго у нее не получилось.

— Что «Игорь»? — переспросил он загадочно.

Угли в печке чуть теплились, стало совсем темно. Он обнимал ее, целовал и все крепче прижимал к себе.

— Кто-нибудь зайдет, — шепотом сказала она. Сначала она не могла противитъся его поцелуям, потому что была сонной и от этой сонливости у нее не было сил, теперь противиться не было сил от его поцелуев.

— Я закрыл. Не бойся.

«Как же не бояться?» — подумала она.

— Ты не должен…

— Ты не должна уезжать, — перебил он и сразу же поправился: — Не уезжай.

Его дрожь начала передаваться ей.

— Но…

— Не уезжай!

— Но…

— Не уезжай!

— Но…

— Не уезжай!

— Но мы знакомы всего пять дней! — успела она сказать.

— При чем тут дни! — быстро возразил он. — Можно знать сто лет и…

— У тебя же есть девушка, ведь есть?! — Наташа сказала это утвердительно-вопросительно.

— Нет! — резко ответил он. — Никакой девушки у меня нет. — Света, та девушка из 9-го «б», была от него так далеко, как на луне. Они начали дружить перед самой войной, но только начали. Они ни разу не сходили вместе в кино. Перед экзаменами Света брала у него тригонометрию, и он немного провожал ее по темным улицам, вот и все. В школе они держались так, как будто были безразличны друг другу. Война расшвыряла их, как щепки. Мать он нашел через эвакоцентр, а Свету не нашел, он и не искал ее, жизнь Светы теперь не пересекалась с его жизнью. К чему было искать Свету, если она сейчас могла быть или замужем, или любить кого-нибудь, или, может быть, ее убило на войне, или она осталась в Новограде и ходит с другими по той же улице, по какой он ее провожал? Нет, Свету он не искал, два года войны легли между ними таким слоем, что под ним школа и все, что было связано с ней, значит, и Света, были для него чем-то вроде кинофильма, который он когда-то видел. И кинофильм был не о нем, а о другом парне. Между туманным детством и армией у него уже ничего не было. С того дня, как он записался в истребительный отряд, его жизнь шла по солдатскому кругу: бригада, прифронтовая полоса, передний край, бои и бомбежки, ранения, госпитали, пересылки, снова бригада, снова прифронтовая полоса, снова… Он получил десять дней отпуска, но это не означало, что он вышел из этого совсем, после отпуска он войдет в круг, а вот Света в него никогда не войдет, да он и не хотел, чтобы она вошла.

— Никакой девушки у меня нет. Если бы она была, я бы… я бы — в общем, все было бы по-другому, — сказал он сердито.

— Но ведь была? Была же? — настаивала Наташа. Странно, но ей почему-то было важно это узнать, у знать об этом все. Как будто все это принимало для нее особое значение. — Только не лги. Была?

— Была, — признался он. — В школе. Как у всех. В школе у каждого кто-то есть. — Игорь приподнял голову. Я же тебя не спрашиваю. Я знаю, что у тебя тоже кто-то был. Но мы теперь не дети. Ты мне веришь?

Наташа не могла не признаться.

— Верю.

Тогда он крепче прижал ее к себе, так, что она даже задохнулась и приоткрыла рот, и поцеловал в губы. Она хотела вырваться, но он не дал, губы у него были горячими и сухими, у нее застучало сердце, она совсем ослабла.

— Ты будешь меня любить? — громко шепнула она.

— Честное слово, — тоже громким шепотом ответил он.

— Я верю, — повторила как будто уже и не она, а какая-то другая — смелая, безрассудная девушка, которая ни о чем, кроме этих сумасшедших минут, и не думает и ничего не боится. Она сама как-то отчаянно обняла его, сама жадно поцеловала, глаза ее как-то сами закрылись.