Олег Меркулов - Ради тебя

Третья атака была тяжелой. В третью атаку немцы вскочили в окоп левее их; за колодцем, которой был метров на двести перед ними, залег пулеметчик, а еще дальше, в лощину, подошла самоходка. В этой же лощине поднакопилось порядочно пехоты. Если бы немцам из окопа слева удалось бы пробиться дальше, немцы могли бы выйти им в тыл.

У них кончились гранаты и осталось мало патронов, а поднести им не могли, потому что немцы из окопа слева простреливали их тыл. Из батареи, которая жгла перед ними танки, осталась одна пушка, да и то без щита, так что артиллеристы долго продержаться не могли.

Они собрались плотнее, ожидая, что скажет Сазонов. Они ожидали, что Сазонов, наконец, скажет «отходить». Но, чтобы они могли отойти, Бадяга должен был прикрыть их.

В это время пушка без щита начала стрелять.

Самоходка не успела выехать из лощины, показался только ствол, как пушка ударила и раз, и два, и три, и самоходка взорвалась, а немцы, которые жались к ней, развернулись назад в лощину.

Отходить было самое время, если бы не этот проклятой пулеметчик. Он не давал им высунуться из окопа.

— Заткни ему! — крикнул Бадяге Сазонов.

Песковой, надев на ствол автомата чью-то каску, понес ее по траншее, пулеметчик стал бить по каске, тогда Бадяга выбросил свой пулемет на бруствер и стал садить по колодцу, и перед колодцем взбрызгивались фонтанчики.

— Еще! Еще! Еще! — говорил Бадяге Никольский.

Когда фриц заткнулся, Сазонов скомандовал:

— К заводу!

Бадяга целый магазин выпустил по тем немцам, которые были слева от них в траншее, так что теперь немцы не могли высунуть носа, и они перебежали в цех.

— Разберись по окнам! — скомандовал Сазонов. — Идут!

Немцев в лощине накопилось порядочно. Они выскочили без танков и самоходок, но их была целая рота.

Они сначала подумали, что Бадяга убит, Бадяга не стрелял даже, когда немцы пробежали колодец, но когда немцам оставалось до окопов меньше ста метров, Бадяга их встретил. Напротив Бадяги сразу стало чисто, как будто в их цепи напротив себя Бадяга вырубил всех, а Бадяга бил и бил, доставая тех, кто были правее и левее, но немцы не останавливались, все бежали, крича «хайль», и оно сливалось в «аля-ля-ля-ля». Больше всего Бадяга положил их, когда немцы подбежали к траншее и когда перепрыгивали ее. Немцы были сбоку от него, он стрелял им во фланг, и если не попадал в одного, то попадал в другого, третьего, десятого, потому что все немцы пересекали линию его прицела. Это был самый настоящий кинжальный огонь. Как на ученьях.

Но немцы не ложились, эсэс не очень-то ложится, и остатки они перестреляли перед заводом. Назад в лощину убежали, может быть, пять, десять немцев.

— Фу ты! — сказал Никольский. — Тут, брат…

— Дозарядись! — крикнул от своего окна Сазонов.

Высыпав из вещмешков патроны прямо на пол, они набивали диски, зажав их между коленями. Руки у них у всех дрожали, но им надо было как следует дозарядиться.

— Бадяга! — крикнул Песковой. — Бежит!

Конечно, у Бадяги кончились патроны, иначе бы он не побежал. На его пулемете не было диска. Наверное, пустой он снял, а заряженного не осталось. Держа пулемет у земли, согнувшись, он бежал к ним. Бадягу прикрывала вся их рота — из домов, с других огородов, даже пулеметы прикрывали его. Бадяге осталось немного, но он уронил пулемет, схватился за поясницу, как будто у него там укололо, заспотыкался и упал за углом почти целого дома, ближе к своим, чем к немцам.

— Ну-ка!

Песковой выпрыгнул в окно и помчался без автомата, теперь все прикрывали Пескового, а он мчался, растопырив руки, словно ловил кого-то. Песковой вскинул Бадягу на плечо и, держа одной рукой, как держат куль, другую вытянул для равновесия и, надувая щеки, помчался назад. У двери в цех он опустил Бадягу и втащил его, подхватив под мышки.

Ноги Бадяги волоклись по полу. От каблуков на цементе оставались серые полосы, там, где Песковой поворачивал, полосы изгибались как две змеи.

Женька выпрыгнул во двор и побежал, крича:

— Санинструктора! Где санинструктор?!

Они сгрудились над Бадягой, но Бадяга не слышал, что они говорили, Бадяга смотрел на руки и бормотал:

— Вот она, кровушка моя… Вот она…

Через час Никольский сказал Игорю:

— Тебя зовет. Сходи. — Никольский отошел к своему окну.

Бадяга, мигая, говорил Женьке:

— Не реви. Иди-ко, иди-ко, пацан. — Кряхтя, Бадяга достал из часового кармана брюк пластмассовый цилиндрик с навинтованной пробкой. Такой цилиндрик был у каждого. В цилиндриках лежали свернутые в трубку бумажки. На бумажках были написаны адрес, фамилия, имя и отчество.