- Ты поосторожней, Харти, - отозвался второй. У этого голос был мягче, и окончания слов будто таяли. - Эти дикари коварны.
- Плевал я на них, Петер… Господин майор, разрешите, я его пристрелю. Мне все равно надо будет сегодня кого-нибудь ухлопать. На счастье. Такая у меня система. Так было в Польше, и во Франции, и каждый раз на Балканах. Я пришивал хоть одного в первый же день - меня этому дед научил, а он самого Бисмарка видел два раза! - и потом у меня все получалось в любой заварухе.
Тимофей знал несколько десятков немецких слов - достаточно для элементарнейшего разговора, и даже для предварительного допроса хватало; и сейчас он угадывал отдельные слова, однако связь между ними ускользала, смысла не было. Да Тимофей и не искал этот смысл. Их только двое - вот что он понял. И подумал: уж с двумя-то управлюсь. А дальше что бог даст.
Из-под ресниц Тимофей видел пыльные голенища кирзовых сапог, а сразу за ними - веселое молодое лицо и два железных зуба за короткой верхней губой. И автомат. Плоский, какой-то маленький, почти игрушечный, он болтался на ремне, закинутом через правое плечо; сдернуть его не составит труда. Правда, стрелять из таких Тимофею не приходилось, только на методических плакатах и видел. Ладно, как-нибудь сообразим.
Немец повернул лицо в сторону, опять что-то говорит. Удобней момента не будет…
Тимофей метнулся вперед. Ствол автомата был теплым; он показался Тимофею тонким и хрупким, как соломинка. Немец, как и следовало ожидать, опрокинулся от легкого толчка. Чтобы сбить с толку второго, Тимофей, уже завладев автоматом, перекатился в сторону, сел, увидел этого второго - длинного, с вытянутой смуглой рожей, похожего на румына, - поднял автомат, но выстрелить не успел. Вдруг все пропало.
Очнувшись почти сразу, он уже не притворялся. Тяжело перевернулся на грудь и сел. Перед глазами плыло. И шея казалась деревянной, стянула горло и ни кровь, ни воздух не пропускала.
Немец, поблескивая фиксами, сидел в той же позе и смеялся. Его куртка была запорошена по всему боку красной глиной.
- Ты старался карашо. Зер гут! - Он показал большой палец. - Я довольный. Я отшень довольный… Ты - Голиаф. Абер я победил тебя в один удар. Джиу-джитс!
Он гордился, что говорит по-русски, но это давалось ему нелегко. Он сразу вспотел, достал из бокового кармана большущий голубой платок, уже грязный, вытер шею, лоб и особенно тщательно запотевшие глазницы. Заметил, что бок весь в глине, опять рассмеялся и подмигнул Тимофею.
Тимофей поглядел на смуглого. Тот держал карабин под мышкой и ковырял широкими плоскими пальцами в красной пачке сигарет. Значит, он опять вне игры. Если попытаться снова…
Но тут он взглянул на шоссе, и зрелище, которое увидел лишь сейчас - движение гитлеровской армады, - настолько его потрясло, что на какое-то время он забыл обо всем. Он даже думать не мог толком, смотрел - и все.
Самоходки, танки, машины с солдатами, артиллерия, бронетранспортеры выкатывались из далекого, серого от зноя леса, новенькие и свежевыкрашенные, почти без интервалов, а чаще впритык; колонна выползала, как дождевой червь из рассохшейся земли, и голова этого червя терялась где-то за спиной у Тимофея, в покрытых аккуратными перелесками, распаханных холмах, которыми здесь начинались предгорья Карпат.
Он не испугался. Он только решил, что надо бы все это подсчитать и запомнить, - сказалась привычка, выработанная тремя годами службы на границе. Но откуда начинать счет? Стальная орда текла однообразная и безликая, чуть ослабишь внимание - тут же собьешься. А я не поштучно, я вас до подразделениям буду брать на заметку, злорадно подумал Тимофей и начал считать, хотя и понимал, что никуда эти данные сообщить не сможет.
- Слюшай, - затеребил его немец, - я мог ды-ды-ды - и тебе капут. Абер я дарю тебе жизнь. Вита нова! Теперь я твой второй муттер. Твой мама.
- Довольно болтать, Харти, - раздался за спиной Тимофея незнакомый голос, он чуть повернул голову и увидел сапоги. Сверкающие, новенькие сапоги бутылками. Как же я мог забыть о них! - подумал Тимофей. Это было так явственно, это не могло быть бредом…
Он взглянул выше и встретился глазами с офицером.
Это был майор. Ему еще не было и тридцати. Лицо спокойное, немного усталое; в светлых глазах угадывалось любопытство; оно просвечивало через холодную спесь, и Тимофей понял, что предчувствие не обмануло, что именно от этого майора будет зависеть дальнейшая судьба.
- Виноват, господин майор, - подхватился Харти.
Читать дальше