Николай Камбулов
АДЖИМ-УШКАЙ ПОДЗЕМНЫЙ
От автора
Изрытая воронками, обвалами, земля казалась взлохмаченной, будто прошелся здесь невероятной силы смерч, покружил, поразбойничал — и был таков.
Тишина. Молчат щербатые воронки, немы черные глазницы провалов, немы и… страшны.
Неподалеку плещется море, играют в лучах южного солнца бесконечные волны.
И тогда было это море. Оно видело, оно помнит.
— Что же здесь произошло? — в который раз спрашивает меня мужчина средних лет. Его «Москвич», покрытый дорожной пылью, стоит у закопченного камня. Он путешествует по местам боев, он знает и об Аджим-Ушкае.
Пусть спросит у моря, оно видело, оно знает. Море, море, твой шепот не понятен человеку.
Мужчина говорит: «Я читал краткую историю Великой Отечественной войны. И там говорится, что здесь бои закончились 19 мая…»
Что он говорит, я знаю наизусть из той же книги: «Немецко-фашистские войска прорвались через Турецкий вал и развили успех в направлении Керчи. 19 мая они овладели городом. Восточнее Керчи наши арьергардные части вели бои до 20 мая, прикрывая эвакуацию войск на Таманский полуостров».
А что потом случилось? Что стало с этими арьергардными частями, которые прикрывали эвакуацию войск? Они тоже переправились на Тамань? И откуда этот землелом, кто взлохматил эту землю?
Тут бушевал смерч! И не день, не два — долгие месяцы!
И сейчас еще кажется: земля кипит, пенится, то поднимаясь, то оседая, то застывая многочисленными холмиками и провалами, сквозь глазницы которых тянет терпким запахом, от которого по коже пробегает озноб…
Под землей были люди, бойцы и командиры Красной Армии.
Они сражались.
Их были тысячи.
Они находились в полном окружении. Многие месяцы.
И не сдались врагу.
Шла вторая половина мая сурового 1942 года. В штабе немецких войск царило оживление: командиры частей доносили командующему группировкой о взятии последней переправы через Керченский пролив. Ошалелые от успехов штабисты поздравляли друг друга с наступившей тишиной, им очень хотелось тишины, хотя бы на несколько дней. И им казалось, что она наступила, ибо советские войска отошли на Тамань, правда, какая-то небольшая, очень небольшая горстка «безумцев» окопалась у поселка Аджим-Ушкай, тоже маленького, очень маленького, и продолжает отстреливаться. Но это — пустяки, не пройдет и двух часов, как «безумцы» поднимут руки.
Горела Керчь. В порту и пригородных поселках рвались артиллерийские склады, с тяжелым шуршанием пролетали над домами снаряды. Падая на улицах, они дырявили каменные ограды. В одном из рваных проемов появилась вихрастая голова: глаза задиристые, гневные, волосы хохолком — непокорные. Паренек огляделся, свистнул кому-то и скрылся за оградой. Вскоре к стенке подбежал черноголовый подросток. Он позвал:
— Братеня, Дима, где ты? Слышишь, я знаю, где лежат гранаты. Бабахнем по фрицам…
— Я тебе бабахну, Мишка, — вновь показался вихрастый паренек. — Товарищ Блохин, ты чего шумишь! — шикнул он на меньшого по-взрослому и помог пролезть в проем…
Дымился смрадным дымом и поселок Аджим-Ушкай. Припав грудью к обожженной земле, лежал в воронке, неподалеку от крайнего дома, сухощавый полковник. То был Ягунов Павел Максимович, бывший начальник отдела боевой подготовки армии. Бывший… Не верилось, но что поделаешь, штаб на Тамани, а он, полковник Ягунов, остался здесь, в окружении. Мысль об окружении сверлила всего лишь одну минуту. Он отогнал ее прочь, как назойливую муху, и окинул взором взлохмаченную снарядами и бомбами землю, заметил неподалеку от себя батальонного комиссара, и ему стало как-то легче. «А комиссар-то из штаба фронта, — вспомнил он, где видел этого человека. — Кажется, Парахин, Иван Павлович. Комиссар на месте — теперь и командиру веселее».
Он еще не знал, чем будет командовать — полком или дивизией: Ягунов видел, как в течение нескольких дней, когда шли жаркие бои за поселок Аджим- Ушкай, со всех направлений шли сюда ротами, взводами, небольшими группами и в одиночку бойцы и командиры из частей, прикрывавших переправу наших войск на Тамань, и Ягунов отводил им участки, позиции, и люди дрались, не помышляя об отступлении, не пугаясь вражеского окружения. Полковник проводил взглядом две скрывшиеся в черном зеве автомашины, повозку с запряженными лошадьми, прошептал: «Будем сражаться и под землей».
Читать дальше