Сергей Голяков - Выхожу на связь [Очерки о разведчиках]

— Что ж, очень сожалею. Но на войне, я понимаю, все должно быть подчинено ее интересам. До свидания. — Фрау Краммер слегка склонила голову и, повернувшись, направилась к выходу.

Габору ничего иного не оставалось, как сразу же вслед за нею тоже выйти из дома. Пришлось вернуться в комендатуру, чтобы узнать, где разместился штаб ближайшей венгерской части, и потом подскочить на ДКВ в соседнее село, в этот штаб — хотелось бы уточнить количество личного состава, числящегося на довольствии на сегодняшний день.

Когда Габор вернулся в городок, было уже около полуночи. Какое-то подсознательное чувство настороженности подсказало Габору мысль оставить машину в двух кварталах от дома и пройти к нему пешком.

Стараясь как можно тише ступать, Габор приблизился к особнячку. Он был уже в нескольких шагах от калитки, когда заметил у стены дома черную тень человека, пытавшегося заглянуть в окно через закрытые ставни.

«Ясно. Фрау Краммер проявляет повышенный интерес к нашей обители», — мелькнуло у Габора в голове. Впрочем, теперь это его не удивило: в комендатуре Габор сумел выяснить, что до них в этом доме несколько дней размещалась контрразведывательная команда абвера — фашистской военной разведки.

Но вот темная фигура отстранилась от стены и метнулась к калитке. Габор еле успел буквально «впечататься» в какую-то нишу соседнего дома. Фрау Краммер прошмыгнула в калитку. Габор услышал, как щелкнул ключ в двери черного хода и тонко скрипнула дверь. Он поспешил за фрау Краммер. К счастью, та не заперла за собой дверь, и Габор беспрепятственно проник в дом. Сбросив сапоги, Габор неслышно прошел через маленький коридорчик и тут же остановился: у одной из дверей во внутренние комнаты стояла фрау Краммер и к чему-то прислушивалась. Габор напряг слух и услышал характерное постукивание ключа «морзянки»: очевидно, Пишта, не пожелавший упустить время очередного сеанса, вышел в эфир, не дождавшись возвращения Габора.

Прошло несколько минут. За дверью послышались шаги, шорох. Габор понял, что Иштван закончил сеанс и складывает рацию.

Тогда Габор навел пистолет в спину женщины и грозно крикнул:

— Не оборачиваться! Руки вверх!

Тотчас же Пишта, услышавший шум, распахнул дверь и показался на пороге комнаты с автоматом в руках.

— Итак, фрау Краммер. Вы все-таки не могли отказать себе в удовольствии провести вечер в этом доме? — с издевкой спросил Габор. — Что же, пойдем навстречу вашему пожеланию и займемся приятной беседой. Если вам дорога жизнь, то вы немедленно все нам объясните. Чтобы вы не тратили время на бесполезную ложь, скажу вам: мне известно, что в этом доме размещалась контрразведывательная абверкоманда, к которой вы, надо думать, принадлежите… Рассказывайте!

Женщина, виляя и путаясь, пыталась изобразить дело так, что ее интересовало лишь имущество, оставленное абверовцами в этом доме. Она, мол, понимает, что война проиграна, уцелеет ли муж-офицер или нет — кто знает, а она хочет жить.

— Да, да, я хочу жить! — с надрывом чуть ли не прокричала она.

Поэтому-де она и хочет накопить побольше ценностей, которые потом можно будет реализовать…

Видя, что ее рассказу мало поверили, фрау Краммер начала плакать, умолять Габора отпустить ее, сулила за свое освобождение золото и другие ценности, которые, дескать, хранятся у нее в надежном потайном месте. Почувствовав, что эта приманка не действует, пленница стала угрожать:

— Учтите, господа, если со мной что-нибудь случится, вам тоже несдобровать. Давайте лучше расстанемся полюбовно. Вы меня не знаете и не видели, и я вас тоже не знаю и не видела…

Положение действительно было трудное. Отпускать эту фашистскую бестию, разумеется, было нельзя, но и оставаться с ней надолго под одной крышей было рискованно. Ведь за ней могли прийти немцы.

Разведчики связали фрау Краммер руки и ноги, а в рот сунули кляп, так как она пыталась было поднять крик. В таком виде ее отнесли в прикухонную комнату с награбленным имуществом и заперли там на ключ.

— Что же нам теперь делать? — спросил Иштван.

— Нужно уходить из этого городишка, — ответил Габор. — Как можно скорее и как можно дальше. Сейчас уже четыре часа утра. В шесть я пойду в комендатуру, скажу им, что налаживание продовольственного снабжения разбросанных частей нашей седьмой дивизии в таком бедламе — дело нелегкое, оно, мол, требует постоянных и подчас длительных разъездов. Поэтому, скажу, я прошу разрешения закрепить за нами выделенный нам под постой домик и никого в него пока не поселять, чтобы можно было в любой момент дня и ночи заскочить туда на пару часов передохнуть, привести себя хоть как-то в порядок и — снова в разъезды… Если это удастся, то мы постараемся за те два-три дня, что будут у нас в распоряжении, подальше оторваться от этого городка.