Александр Соколов - Пацифист. Берта

Видите, какой поворот? «Разумное преувеличение» или даже «определенный вымысел»!

А какой такой инструмент, пусть и самый наиэлектронный, может дозу разумности этого самого преувеличения определить? Уж не говоря о всем прочем…

Да и что такое в конечном-то счете «разумное преувеличение» как не вранье? И примеров тому тьма-тьмущая.

Хотя бы по той же войне?

Я когда еще на станкостроительном работал, был там директором Костров. Ну, на такой махине директор - что твой министр…

Однако он это сознавал прежде всех: всегда такой надменный, сморщенный от неудовольствия, а глаза стеклянные, не вздрагивающие, аж в бровях мохнатых утонули.

А главное, пробиться к нему по нужде какой неотложной - просто-таки не было возможности у рядового работника: всех к замам спихивал…

Ну, и аккурат к тридцатилетию Победы появляется в газетке нашей заводской рассказик о его героическом прошлом. Он в войну и в самом деле майором был, командовал десантниками.

Рассказик этот, как бы со слов самого Кострова записанный, тиснул в газетку Прошка Жидков. Был у нас один такой мелкий трепач в многотиражке.

И расписал такое, что, если поверить, Кострову нашему уж давно было бы пора памятник-да не один!- воздвигнуть на местах всех его неслыханно героических десантов.

И чего только там не было в этих описаниях!

И десанты с горящих самолетов, и глубокие атакующие рейды по тылам противника, и коварные переходы аж по дну озера в специально приспособленных для этого противогазах, и вывод целого лагеря военнопленных к своим, когда наши-то предстали в форме немецкой, и даже пленение генералов немецких…

И мысль при этом проводилась значимая: что, мол, действия этой группы майора Кострова оказывали-де самое что ни на есть явное воздействие на исходы иных масштабных сражений.

Ну, как водится, скушали мы этот номер. Прошка Жидков вскорости квартиру еще более новую получил. А у нас закралось: а шут его знает? Может, и в самом деле все так по жизни военной случалось? Может, оттого и пребывает в такой гордой недоступности наш директор, что заслуги его, столь героические, всенародно не оформлены?

Немного и прошло, как рассказик этот Жидкова вдруг подхватывает одна газета, потом другая, третья.., И пошло!

В свете этих событий назревает встреча чудом уцелевших героев. А уж их иначе чем «костровцами» и не нарекают!

Какой-то доктор каких-то наук за эту встречу и взялся. Собрал-таки со всего, что называется, света: человек семь всего и оказалось в наличии к тому времени. Но народищу в зале нашего Дворца культуры - а он у нас почище, считайте, иного театра академического!- собралось предостаточно. Не то что сидели - стояли в проходах!

Тут же, как водится, и журналисты, и кинокамера стрекочет, и фотографы бегают.

Началась, помню, встреча торжественно. На сцене за красным столом, стало быть, «костровцы» и сам Костров…

Слова полились хорошие. От коллектива выступили. Пионеры тексты заученные отбарабанили.

Только вдруг, чуть позже, один из семи этих уцелевших, достает фотографию и показывает ее своим боевым товарищам.

Их словно током пробило!

А на фотографии этой кто-то по фамилии - не помню уж отчетливо - то ли Окунев, то ли Окунин?

С этого момента только про него речь и шла - про Кострова наши герои как забыли!

Оказывается, этот Окунев - черт ее, или все же Окунин? - и был истинным героем! То есть, все подвиги, которые приписал Прошка нашему директору, совершил как раз он!

Еще бы не святотатство?!

К слову, после нехорошо вышло: Костров все свалил на трепача этого многотиражного, а Жидков, напротив, упирал на директора: дескать, он про истинного героя слова-де не сказал…

Костров, конечно, тоже не лыком шит - война есть война. Но тут как-то само собой выявилось, что все же больше сидел он за линией фронта, но только по нашу сторону. Нет, раза два-три с десантом ходил в тылы врага. Но чтоб так, как в газетах расписали? Этого не было…

Видите, как у нас нередко получается? Если уж возвеличиваем, так без меры ответственной. А главное - переоцениваем, значит, одних за счет других, которых недооцениваем…

Лично я против всяких преувеличений. Тем паче «разумных», о которых мне пела учительница моей внучки.

Сталинград, он и есть Сталинград.

Или там оборона Москвы и Курская дуга. И как ни крутите, нечего в этот ряд ставить ту же Малую землю…

Вот, помню, была книга такая - «Огненная земля». Первенцев, что ли, автором ее значился? Кажется, он…