Александр Соколов - Пацифист. Берта

Нет, какие-то там мирные немцы во дворовых флигелях все же копошились. Так что появление наше, бегемотское, близ башен готических было отмечено необыкновенным групповым глазением всех в изумлении сбежавшихся!

Первые этажи пятибашенного этого красавца занимала малочисленная комендантская команда. Мы ведь и объявились-то спустя всего трое суток, когда основные ударные части прошли здесь с боями. Но прошли столь стремительно, что второй эшелон, - там, резервы, тыловики, комендатура базовая - не успевал за наступлением. Тем более что ударная группа войск прошла даже чуть стороной.

И разместили нас на втором этаже, а бегемотиху - не без труда! - загнали на ночь в винный полуподвал.

И смех и грех - пришлось долго упрашивать тамошнего капитана, коменданта новоиспеченного, чтобы он выставил, значит, близ Бертиной опочивальни часового. Помнится, капитан ругался истошно и все грозился позвонить командованию, но часового все же выставил.

А мы после ужина - заметьте, Вилли уже не отказывался!- разбрелись по отдельным комнатам.

…Сейчас мне даже на минуту трудно представить себя в баронской этой кровати! Роскошная такая была- не то что эта больничная! - с резной позолотой спинок, со всеми этими простынями прозрачными, по-душками крахмальными, одеялами наиатласными… А главное - необъятная, как ринг борцовский какой.

Я сперва никак себе места не мог найти - ну, точки расположения, что ли. То сбоку приткнусь, то по центру лягу, то диагонали испробую. Все как-то неуютно! Потом на потолок высоченный глянул пристально - елки палки! А там… сцены различные из греческой жизни. Ну, которая в древней древности протекала.

Тогда-то знал я об этих допотопных греках весьма понаслышке. Эго сейчас только про Древнюю Грецию и слышишь - хоть по телевизору, хоть по радио, хоть от Райкина…

Так вот сцены эти различные - все про любовь исключительно! Сплошь и рядом объятия, поцелуи, а подчас и непристойности явные. И верите ли, почти каждая гречанка в изображении на потолке напоминала мне чем-то Эльзу - то своей белокуростью, то улыбкой загадочной, то поступью отчасти надменной. А одна картинка…

Там у ног какого-то важного, видать, грека стояла в своей бесстыдной изогнутости молодушка, весьма аппетитная. И тоже, как Эльза перед бегемотихой, на четвереньках спину выгибала. Помнится, все никак глаз отвести не мог от гречанки этой податливой…

Еще, конечно, будоражила меня, мысль, что совсем рядом, буквально за стенкой, в соседней, то есть, спальне баронесской, раскинулась Эльза на подобных кружевах и небось сны первые свои, немецкие, уже видит…

Только стал я, переволнованный, наконец засыпать, как вдруг слышу за стеной какие-то глухие удары! Словно кто-то, аккурат в мою стену, что справа от меня, что-то бросает, весьма весомое.

Я сперва со спокойствием отнесся. Потом меня озарило: там же Эльза как раз! А вдруг?..

И вспомнил я адъютанта. Он меня официально предупредил, чтобы я за своими немцами присматривал и в обиду их не давал, поскольку уже были случаи, когда убирали из-за угла прислужники фашистские честных граждан немецких - по подозрению в сотрудничестве с нами.

Оделся я в доли минуты, как по тревоге. И стремглав в коридор, а уж из Эльзиной спальни не только шум слышится, но и голоса повышенные раздаются.

Я пистолет в руки - и в дверь!

А там…

…Там на этом постельном ринге Паша катается в обнимку с Эльзой! И все чего-то ей хрипит-шпрехает, а она, царапаясь как кошка, никак не может вырваться из объятия его железного…

- Что я мог сделать? Я себя уж не помнил.

Только и крикнул: «Отставить!»

Паша отскочил как ужаленный. А Эльза?..

Эльза так и осталась лежать - смятая, растерзанная, полуодетая…

Вернулся я к себе.

Так, не раздеваясь, в гимнастерке и сапогах, завалился на кровать баронскую.

Руки за голову закинул и стал глазеть на потолок. Только теперь все эти греческие сцены уже не казались мне такими волнующими, такими красивыми. И степенные, профильные гречанки уже не походили на растрепанную, шипящую, красную от натуги немку.

А Паша?..

Хорош гусь!..

Вот ведь, хитрец, для чего он давеча вызвался с нею пошпрехать! Впрочем, как ни странно, я его тогда не винил. Уж больно все же хороша была наша попутчица…

…Проснулся я от чьего-то мягкого прикосновения.

Знаете, меня мать в детстве, когда спать укладывала, всегда гладила по голове ласково-ласково. Отец-то от нас рано смылся, так что пришлось хлебнуть ей со мной. Тем более никакой путевой специальности у нее и не было. Работала себе табельщицей да уборщицей на полставки. А что это все в рублях-то? Но вот, несмотря на работу не столь опрятную, руки у нее были бархатные какие-то.