Оставив тут Игоря и Середовича с гранатами наготове, Гриша и Василь обошли казарму. У входа стоял часовой. Гуменчук приказал Василю проползти немного по двору, залечь и прикрыть его огнем в случае надобности. Сам же он встал во весь рост и пошел на часового.
Тот заметил Гришу уже шагах в десяти от себя и торопливо дернул винтовку с плеча… Но большего не успел. Не поднимая руки, Гриша выстрелил в него из пистолета. И тут же внутри помещения взорвалась граната, которую бросил в окно Игорь.
Гриша кинулся к двери, но в ту же секунду свет в коридоре погас. Значит, там кто-то ожидал его… Рывком бросился к порогу и прижался спиной к кирпичной стене рядом с дверью. Идти внутрь он уже не осмелился. И тут увидал, что Василь вскочил и бежит через двор. А навстречу ему со стороны сельской улицы — гитлеровец. Свет фонаря едва достигал туда, и Гуменчук только увидел, как слились две тени, рухнули и покатились по земле. Стрелять уже нельзя было. Он подбежал, когда Вася вытирал о чужой мундир свою финку.
И тут поднялась пальба в селе. Из помещения школы кто-то стрелял через дверь. Хлопцы подхватили две винтовки — часового и убитого Васей гитлеровца, и бросились в кукурузу.
Все обошлось благополучно. Собрались в лесу, немного отдохнули… Стали думать, куда идти. В расположение отряда до утра им не добраться. А окрестный лес завтра с утра будут прочесывать. Это они знали наверняка.
Решили идти к Мизяковским хуторам. На рассвете миновали их и, перейдя дорогу, залегли в конопле, чтобы пересидеть там до вечера.
Солнце уже поднялось высоко, когда Крижавчанин, который стоял на посту, заметил на дороге жандармов. Они вели какого-то оборванного, избитого и обессиленного человека. Он загребал босыми ногами пыль, еле плелся. Конвоиры подгоняли его прикладами винтовок.
Василь разбудил товарищей.
— Смотрите, наверно, схватили кого-то из местных подпольщиков, — сказал он.
Середович взял винтовку, вопрошающе взглянул на Гришу и, не встретив возражения, прицелился. Он был хорошим стрелком, почти таким, как Игорь…
Раздался выстрел. Один из конвоиров упал, а другой и тот, которого они вели, бросились бежать в разные стороны. Тогда на дорогу выскочил Крижавчанин. Он быстро догнал гитлеровца и почти в упор выстрелил.
Очевидно, в это время в селе или где-то неподалеку находилась фашистская команда, потому что не успел Василь вернуться в коноплю, как затарахтели вражеские автоматы.
— Отходим к лесу!.. — крикнул Гриша. — Овражками!
Середович прикрывал огнем отступление товарищей, а когда они немного отошли и залегли, догнал группу. Разобравшись в ситуации, гитлеровцы стали наступать короткими перебежками. Но поздно, лес уже был рядом. Гуменчук выбрал позицию на опушке в придорожной вырубке и приказал бойцам отходить поглубже з лес. Он готов был встретить преследователей огнем, как только они выйдут на открытую местность по ту сторону дороги.
И в то время, когда Григорий напряженно ожидал появления гитлеровцев, кто-то открыл огонь рядом с ним. Быстро оглянулся и увидал, что к нему бежит Крижавчанин. Автоматная очередь срезала листья над головой Василия.
— Ложись! — крикнул Гриша. — Ты почему задержался здесь?
Уже вдвоем, отстреливаясь, они догнали Игоря и Середовича, которые тоже были обеспокоены исчезновением Василя. Все четверо бежали километра два и лишь после этого, почувствовав себя в относительной безопасности, остановились.
Гуменчук поставил разведчиков по стойке «смирно» и отчитал Крижавчанина:
— Не геройство, а позор — погибнуть по-дурному! За невыполнение приказа в бою партизану Крижавчанину — пять суток гауптвахты.
Дальше они уже без приключений добрались в отряд. А наутро этот случай обсуждали на комсомольском собрании. Васю посадили на партизанскую «губу» — под «штрафным» дубом — без пояса и оружия.
Дружба дружбой, а служба службой…
Трудно бывает объяснить, как рождается дружба. Грише Гуменчуку, кажется, сам бог велел быть не только правой рукой Довганя, но и закадычным другом. Правда, у Довганя было много забот, много обязанностей, и их личная дружба как-то отошла на второй план. Зато с приходом в отряд Крижавчанина Гриша почти не разлучался с ним. Василь же просто боготворил своего командира.
Крепкая дружба связывала Игоря и Владика, хотя были они очень разными по характеру людьми. Владик был года на четыре старше, Владик был дерзок, Владик был ненасытен в своей ненависти к фашистам. На прикладе автомата он выжег цифру 100 и от этой цифры на каждого убитого им гитлеровца делал зарубку. Число зарубок уже приближалось к двум десяткам. Владик был безжалостен к врагам. От бежавших из Винницкой тюрьмы подпольщиков он знал, как погибла мать, знал, что Стасику, перед тем как утопить его, выкололи глаза. Месть не утоляла его ненависти, она падала на сердце, как капля воды на раскаленный металл, и тут же испарялась.
Читать дальше