Едва зашло солнце и землю окутали сумерки, Довгань незаметно вышел из дому.
С первых дней фашистской оккупации он с тяжелым сердцем следил за тем, что происходило вокруг. В укладе всей жизни села произошли какие-то ужасающие перемены, как будто ожили странички школьного учебника истории средних веков. Людей снова гоняли на панщину. А как еще иначе назовешь работу в земхозе, в этом «земельном хозяйстве», созданном оккупантами на базе колхоза, где никому ничего не платили, а в поле выгоняли под страхом розг и расстрела?
Возвращаясь с такой работы домой, мать молола в ручных каменных жерновах горсть украденной пшеницы. Сгодилась и старая ступа, какой крестьяне Винни-чины уже разучились было пользоваться. Теперь в ней толкли просо, чтобы получить стакан пшена. Павличане, которые даже в самые черные дни гитлеровской оккупации не теряли чувства юмора, коротко и метко говорили о своем нынешнем положении: «Ступа, жернов да беда чорна».
Эти невеселые, тревожные мысли будто подгоняли Довганя. Он быстро прошмыгнул левадами, переступил через перелаз и очутился возле хаты Коцюбинских. Его приятель Игорь, сгорбившись, сидел на завалинке. Петро подошел, опустился рядом с ним.
— Мать дома?
— А где же еще? В клуб теперь не ходят, на собрания тоже… Где ты сегодня днем был?
— Свеклу копал. Нас туда… аж под лес гоняли… Знаешь, — сказал Довгань, — а я еще пять советских газет нашел. Три вместе, а две так, по одной.
— Вот здорово! — оживился Игорь. — Теперь мы одну себе оставим, а остальные можно в селе разбросать. Айда в хату.
Вошли в кухню, плотно прикрыв за собой двери. Игорь зажег коптилку. Петро развернул газету размером в полстраницы «Правды», датированную 2 августа 1941 года. Под заголовком «За Радяньску Україну» шла строка из стихотворения Тараса Шевченко: «И вражьею злою кровью волю оросите». Передовая статья была написана в форме обращения к населению временно оккупированных районов. Публиковались сообщения с фронтов, советы партизанам, некоторые материалы рассказывали о зверствах фашистов на нашей земле. Газету подписала редакционная коллегия в таком составе: Микола Бажан (ответственный редактор), Ванда Василевская, Андрей Василько, Александр Корнейчук.
Друзья вчитывались в каждое слово, стараясь запомнить все, что касалось борьбы в условиях фашистской оккупации.
— Пусть читают… Пусть люди читают! — повторял Игорь, рассматривая газету. — Все должны понять, что Советскую власть нельзя победить… Пусть знают, что ни одному слову фашистов нельзя верить.
— Но ведь в Павловке несколько сот дворов, — заметил Довгань, — поэтому наши пять газет — капля в море.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Игорь.
— Может быть, нам выписать самое главное, чтобы поместилось хоть на одну страничку тетрадки? Самое главное. Каждый из нас таких листочков за одну ночь может штук тридцать написать.
Идея понравилась, и потому к работе приступили немедленно.
Однако дело пошло не так быстро, как хотелось. Просидев до полуночи, хлопцы написали на листочках в клетку первый десяток листовок и, пройдя по селу, расклеили их.
На следующий вечер Игорь прибежал к Довганю.
— Не думал, — возбужденно рассказывал он Петру, — что такой переполох будет в управе. На ночь назначен усиленный патруль. Будут ходить по селу. Так приказал комендант в связи с появлением листовок.
Игорь работал посыльным в сельской управе и знал все, что там происходило.
— Представляешь, — продолжал он через минуту, — в управу попали только три листовки и одна газета. Все остальное — у людей на руках. Прячут, хоть и знают, что за это их могут расстрелять. Это уже о многом говорит.
Через несколько дней Довгань побывал и у Гуменчуков. Во дворе, возле увитой диким виноградом и фасолью стены, сидел на корточках Гриша и большими ножницами резал жесть.
Поздоровавшись с Петром, Гриша пошел в сени, вынес лавку. Это был среднего роста, крепкий, широкоплечий парень. Среди Гришиных сверстников не было в Павловке парня, который мог бы помериться с ним силой.
— Что делаешь? — спросил Довгань.
— Ведра мастерю. Нашел оцинкованные ящики из-под патронов. Не пропадать же добру!
— Ну и как, получается?
— Еще бы! Куда им деваться! Ведра крепкие, железные… Вот только немного протекают…
Зашелестели ветви в саду, и во дворе появился Милентий Кульчицкий — небольшого роста, худенький парнишка, хоть и было ему уже шестнадцать лет.
— Ну как? Вы уже что-нибудь решили? — спросил у товарищей.
Читать дальше