Станислав Славич - Три ялтинских зимы [Повесть]

Все начиналось сначала. А зажатый в двух речных долинах, притиснутый горами к морю городок как ни в чем не бывало сдержанно шумел своими базарчиками, ловил помаленьку рыбу, вскапывал грядки, собирал хворост и менял! последние тряпки на харчи.

Никогда Середа не думал, что известный ему «от и до» легкомысленный курортный городишко окажется таким неподатливым и коварным.

Еще в самые первые дни тот же барон говорил:

— Мы действуем методом сепарации. В первую очередь надо снять сливки (die Sahne). Занимая любой населенный пункт, мы знаем, что, во-первых (erstens), в самом населенном пункте оставлена большевиками группа для проведения саботажа, пропаганды и диверсий против германской армии и, во-вторых (zweitens), эта группа, как правило, связана с вооруженной бандой партизан в окрестностях. Кроме того, существует фанатичная молодежь и какая-то часть военнопленных, готовых продолжать бессмысленную борьбу. Это и есть сливки, которые мы должны снять. Но местное население (die Bevokerung) для нас на одно лицо, а действовать нужно немедленно. Поэтому на следующие сутки после вступления наших войск наносится психологический удар: публичная казнь, повешение. Объект в данном случае безразличен. Если в населенном пункте случается пожар, взрыв или нападение на кого-либо из германского персонала, операция устрашения повторяется: публичная казнь, но в гораздо больших масштабах. Личности повешенных нам безразличны. Это могут быть первые попавшиеся прохожие. Данное население (die Einwohnerschaft) должно увидеть нашу абсолютную безжалостность. Мы можем уничтожить все село или весь город. И вот тут вы, господин Динстаг, можете сыграть по отношению к своим соотечественникам гуманную роль. Избавьте нас от хлопотной необходимости казнить всех, помогите собрать сливки.

Все казалось так просто! Но прошло два года, давно нет в Ялте барона, не раз менялись коменданты, другой даже командующий германскими войсками в Крыму — был фон Манштейн, стал Еннеке, а утихомирить маленький город не удалось. Да так, наверное, повсюду.

И ведь было с самого начала кое-что, в чем следовало бы увидеть предостережение. Пренебрег.

Такой хотя бы факт. Интеллигенцию Середа ни в грош не ставил, болван комендант то ли сам решил, то ли установка у них такая: городским головою, бургомистром должен быть кто-либо из «приличных людей». Назначили доктора Василевского. И что же? Ужом вертелся, но ускользнул. У него-де плохое здоровье. Но дело-то было не в этом. Не захотел мараться. И Середа знал, усек слушок, будто почтеннейший доктор специально колет себе какую-то гадость, чтобы взвинтить температуру и предстать чуть ли не умирающим. Что угодно, лишь бы не связываться с немцами!

Поставили Анищенкова. Уж ему, казалось бы, только и оставалось — верно служить. Как еще отвести удар от жены и единственного сына! Нет, и этот с первого же дня стал финтить. Дошел до прямого и откровенного саботажа. Попытался сорвать отправку людей на работу в Германию. И болван комендант поддался этому, наложил полные штаны при одном слове — туберкулез. Хорошо, что нашелся господин Динстаг, который объяснил кой-кому, откуда ветер дует. Середа одно время даже подумывал, что листовки и «Крымская правда» тоже дело рук Анищенкова. Так или иначе — попал в сепаратор. Но тоже настораживающий факт: не захотел быть с немцами.

Впрочем, что вспоминать. Дал Середа маху! А теперь надо крепче держаться за СД. Единственная надежда. Тем тоже в плен попадать нельзя. Цепляться нужно за них, как вошь за кожух, чтобы в последний момент не бросили. Служить исступленно, по-песьи, чтоб поверили: господин Динстаг еще пригодится. Городишко этот — зажать в клещи, чтобы пикнуть не смел…

Сегодня — 7 ноября, главный их праздник. Жди сюрпризов. Заглянуть бы этому городу в глаза… Взять железной рукой за грудки, прижать спиной к отвесной стене гор, посмотреть в глаза и понять, что еще он задумал…

Раздался звонок. Снял трубку:

— Середа слушает.

— Господин начальник, кто-то флаг повесил над электростанцией.

— Что? Какой флаг? — переспросил, хотя все уже понял.

— Красный.

Скрипнул зубами. Подумал было: «Ну…» А что, собственно, «ну»? Машина стояла у подъезда. Теперь одна была мысль: приехать на место и покончить со всем раньше, чем спохватятся немцы. Флаг заметил издали. Впечатление было такое, будто этот флаг работает. Несильный утренний ветер не давал ему обвиснуть ни на секунду.

— Гони! — приказал шоферу.

Середа не мог понять, почему флаг до сих пор развевается, почему его сразу же не сорвали. Нетерпение было чисто физическим. Хотелось поскорее выскочить из машины, броситься к металлической опоре, на которой вывешен флаг…