Станислав Славич - Три ялтинских зимы [Повесть]

Хороший получился отряд, никаких тебе Петек и Васек — настоящее боевое воинское подразделение. Чтобы подчеркнуть намерение поддерживать армейский дух, даже приказал доставить себе из Ялты советскую военную форму, хранившуюся специально, как теперь было ясно, для такого случая у Павла Фроловича Серикова. Принесла ее в лес Анна Тимофеевна Левшина. Ребята нацепили на шапки красные партизанские ленты, у него же была армейская звездочка.

И вдруг отряд этот раскассировали, по частям передали на пополнение другим отрядам. Было горько и больно. Одолевали тягостные мысли. Видел в этом недоверие и к себе, и к своим ребятам. Промолчал. Попытался, видно, взглянуть на все происходящее глазами принявшего их под свое крыло командования партизанского соединения и не стал спорить. Сколотил — в основном из зеленой, необстрелянной молодежи — другой отряд и настоял, чтобы он назывался не просто по порядковому номеру 10-м, как другие отряды, но непременно Ялтинским. Впрочем, вскоре после этого майора Казанцева сделали начальником штаба бригады…

Тогда промолчал, а вслед за этим проявил странную неуступчивость.

— Зачем вам эта газета? — спрашивали его. — Других хлопот не хватает, что ли?

Забот хватало, однако с «Крымской правдой», любимым детищем, расстаться не захотел. Не отдал ее в другие руки.

Оставил за собой и связи с ялтинским подпольем.

Отношения Казанцева с капитан-лейтенантом Глуховым вызывали иногда ревность, но Андрей Игнатьевич пренебрегал этим. Во-первых, они шли на пользу делу, и потом нравилось ему, что сквозь неизбежный в партизанском лесу дух вольницы в отряде «Сокол» явственней, чем где-либо, пробивалась кадровая воинская закваска. К Глухову заходил часто, но почти всегда по делу, когда узнавал что-нибудь заслуживающее внимания флотской разведки.

— Как наши молодцы? — спрашивал иногда, имея в виду своих подшефных. Спросил и на сей раз. Это стало у них чем-то вроде формулы окончания деловой части беседы. Обычно капитан-лейтенант в ответ сдержанно похваливал ребят. А сейчас сказал:

— На задании. — И добавил, будто между прочим: — Батареи для рации нужны. Случайных слов он, однако, не бросал, связь между двумя фразами была очевидной: Кравцов с Кондратьевым отправились в Ялту добывать батареи. Казанцев поинтересовался:

— Когда пошли?

— Час назад. В свою очередь и Глухов знал, что Казанцев человек, не страдающий праздным любопытством, более того — щепетильный. Если спросил о чем — значит, неспроста.

— Я, пожалуй, тоже пойду… Возвращаясь к себе (землянки разведчиков стояли чуть на отшибе), Казанцев попутно проверил ближние посты. Хотел было сделать замечание на кухне, что топят слишком дымно, но поднял голову — облака ползли, цепляя верхушки громадных буков, — и промолчал… Спросил дежурного:

— Лёнчик здесь? Пришлите ко мне.

Спустя минуту или две — Казанцев не успел еще отогреть над печуркой худые, костлявые руки — в штабной землянке появился чернявый, остроносый паренек (кончик носа у него забавно бледнел время от времени) с блестящими шельмовскими зенками, которые смотрели на мир с ожиданием и интересом.

У Казанцева было несколько таких парней и мальчишек, за которыми нужен глаз и глаз. Ребята хорошие и смелые, но слишком уж шустрые и по-молодому отчаянные. Не в обиду им будь сказано — чисто Шалавые щенки, что носятся по проезжей дороге. Долго ли под колеса попасть или угодить в петлю гицеля?.. И ведь попадали, пропадали.

Подполье было слишком серьезным и рискованным делом, чтобы замешивать в него этих ребят, но не оставлять же их на произвол судьбы. Когда они начинают воевать с немцами сами, провалы неизбежны. А удержать невозможно. Еще в апреле сорок второго жандармы повесили на набережной четверых подростков. А скольких замучили и казнили без огласки! Пришлось прибирать ребят к рукам.

Да вот и недавно Кравцов жаловался. Возвращались с задания, слышат — в лесу стрельба. Подкрались поближе и видят: орлы из бывшей ливадийской подпольной группы — нынешние партизаны 10-го Ялтинского отряда — пуляют по консервной банке. Накричали, конечно: взрослые, мол, по 16–17 лет, оружие доверено, в мирное время паспорта бы уже получили, а вы дураки дураками!..

(Пройдет несколько недель, и эти, именно эти ребята станут на пути вражеской колонны на Стильской тропе, примут бой, который поможет выйти из-под удара основным силам отряда, покажут себя в этом бою настоящими солдатами…)

Ленчик Ходыкян был из самых отчаянных. Не стоит, видимо, даже мысленно располагать людей по некоему ранжиру в зависимости от степени их храбрости. Хотя бы потому, что можно ошибиться. Да и смелость иногда не сразу поймешь, рассмотришь — она неоднозначна. Храбрый в бою солдат, случалось, оказывался ничтожеством и тряпкой в мирных, отнюдь не грозящих жизни обстоятельствах, а девочка-подпольщица, которая боялась мышей, с поразительной стойкостью выносила пытки и, никого не назвав, шла на смерть. Чего только не бывает!