Уильям Эш - Выбор оружия

— Я решил дать вам немного отдохнуть, — пояснил Томас, будто все это время он терпеливо сидел здесь и ждал, когда Фрир сможет продолжать. — Помните, вы согласились, в определенных рамках конечно, помочь положить конец этой бессмысленной бойне.

Хитрость заключалась в том, чтобы всякий раз начинать с небольшого продвижения по сравнению с последним разговором; если точно рассчитать эти скачки, то после тяжелого сна больной не заметит разрыва и, таким образом, сохранится иллюзия непрерывности. На каком-то этапе пленный, конечно, сообразит, что, не отдавая себе отчета, зашел слишком далеко. Тогда он либо отступит в панике и навсегда замкнется в себе, либо поймет, что ошибку можно исправить, лишь идя до самого конца, и сделает вид, что по собственной воле принял предложенные условия. Пленник очень слаб, и если во время допроса тонко навязать ему убедительные доводы для самооправдания, то в критическую минуту он даст подтолкнуть себя, и вторая задача будет решена.

Томас не мог не улыбнуться с легкой горечью, вспомнив, что эту идею подсказал ему собственный допрос в плену, когда его точно таким же способом заставили сообщить все подробности о своей воинской части. Информация была не очень-то важная, и враг, безусловно, знал все, что мог сказать Томас; но его до сих пор передергивало при воспоминании, как он мало-помалу сдавался под нажимом. Но если теперь этот опыт сослужит ему службу в куда более важном деле, черное пятно на его совести сотрется.

— Надо еще раз проверить, чего мы достигли в вопросе обеспечения мира.

Фрир протер глаза, и рука его соскользнула на горло. Мне очень хочется пить.

— Итак, будем продолжать. Что касается амнистии, то требуется только одно: ваши люди должны сложить оружие и зарегистрироваться в полиции. Это необходимо прежде всего для их же безопасности. Вы ведь знаете, какой вой поднимут здешние европейцы, как только станет известно о мирных переговорах. Они все привыкли носить оружие и начнут сами чинить суд и расправу, если мы не сумеем оградить жизнь тех, кто добровольно сдастся.

Но, видно, он перегнул палку в своей тактике кнута и пряника, и слова «добровольно сдастся» были выбраны неудачно.

— Еще бы, мы имеем все основания доверять полиции, — язвительно сказал Фрир.

— У вас нет основания доверять никому из нас — с готовностью согласился Томас. — Слишком много было вероломства. Но я уже говорил, что официальная декларация свяжет нас перед всем миром и придется даже разрешить иностранным корреспондентам беспрепятственно давать информацию о прекращении огня…

— Не в этом дело, — хрипло перебил его Фрир. Он, видно, понял, что спор надо перенести на другую почву. — Не в этом дело.

Но Томас предпочитал говорить именно на эту тему.

— Можно организовать, чтобы присутствовали наблюдатели ООН.

Рука пленного снова беспокойно потянулась к горлу.

— Воды! Я не могу без воды, — прохрипел Фрир, — если хотите, чтоб я обсуждал…

— О, мы предоставим любые обеспечения, какие вы только пожелаете, — многозначительно сказал Томас.

— Я? — с иронией переспросил Фрир. — Кто я такой, чтобы заключать с вами соглашение?

— Просто человек, положение которого позволяет ему говорить от имени своих друзей.

Фрир на минуту задумался.

— Я не вправе говорить от имени моих друзей, — сказал он дрогнувшим голосом. — Я говорил с вами обо всем этом лишь потому, что сейчас я вне борьбы и мои слова их ни к чему не обязывают. — Он смерил Томаса взглядом. — Вы же сами подчеркнули, что для того, кто вышел из игры, все выглядит совсем в ином свете.

Шаг назад, с тоскливым раздражением подумал Томас. Вся эта история точно детская игра для тренировки терпения: голая, стерильная комната — коробочка, которую надо трясти и поворачивать во все стороны, пока два шарика не лягут на свои места, но всякая попытка вкатить в лузу второй непременно выбивает с места первый.

— Пусть вы не чувствуете себя вправе решать за них, однако вы — единственный из всех связанных с нами людей — можете говорить с ними. Такая мысль не приходила вам в голову? Сегодня вы — единственный во всей стране — можете добиться, чтобы вас выслушали обе стороны. Ваше положение исключительное. Так неужели вы откажетесь использовать такой случай?

— Ничего не выйдет. — Фрир покачал головой. — Этого не сможет никто. Раз я говорю с вами, значит я уже забыл язык моих друзей. Не думаю, чтобы они поняли меня теперь.

— Тем больше у вас оснований принять мое предложение, — поспешно вставил Томас. — Зачем отказываться, если, по-вашему, это ничего не изменит?.. А я готов биться об заклад, что вы ошибаетесь.