Борис Егоров - Время ранних разлук

Да, это Иштван, обладатель почетного эсэсовского оружия, «бедный мальчик», которого война оторвала от занятий музыкой.

Иштван лежит на сене, громко сопит. Я поворачиваюсь к Бородинскому. Он откинулся к стенке, чуть прикрыл глаза, с лица капает пот, по рукаву гимнастерки течет кровь, рука беспомощно повисла…

— Ты ранен?

— Этот гад мне плечо прострелил.

— Пакета в машине нет? — спрашиваю шофера.

— Есть. Я в один момент.

Снимаем с Бородинского гимнастерку, рубашку. Перевязываем плечо. Бинт немедленно становится красным, набухает.

— Заводи машину, — говорю я шоферу, — сиди с автоматом внизу. Смотри в оба.

Связанный ворочается, пытается порвать ремни.

Около люка я вижу вилы. И тут же само собой появляется решение: надо проколоть ими сено. Несколько уколов — и зубцы вил стукаются обо что-то твердое. Раскапываю: полевая военная радиостанция.

— Ах, вот зачем сидел на сеновале Иштван! Разведчик в нашем тылу. Конечно, радиостанция нужна была ему не для того, чтобы слушать фуги Баха…

Иштван устроился неплохо. Остался дома, чтобы шпионить. Сначала его никто не видит и не слышит, пройдет месяц, и он покажется: бежал, мол, с фронта, дезертировал. А если немцы сюда вернутся, он в дополнение к кинжалу получит крест.

Я сбрасываю Иштвана в люк сеновала, помогаю спуститься по лестнице Бородинскому.

Вместе с шофером кладем Иштвана в кузов машины. В кузов прыгаю и я. Бородинский садится в кабину.

На крыльце, заломив руки, стоит Шандорне, истерически кричит:

— Иштван! Иштван! Что вы с ним делаете?!

Шофер нажимает на газ.

Ворочается связанный ремнями Иштван.

Смотрю на него, вспоминаю слова Шандорне: «У каждого из вас есть мать. Мать меня поймет».

Нет, не высох колос в поле Шандорне. А по Иштвану плакать поздно. Такие, как он, шли в СС, в бандитские отряды Гитлера и думали о том, что они будут убивать других, а их самих пули не коснутся, они будут маршировать по другим странам, а к ним в дом война не постучится. И матери, набожные католички и лютеранки, благословляли их…

Матери — разные. И наши матери не поймут Шандорне.

На обратном пути нам встречается штабной «виллис». В нем — капитан Исаев. «Виллис» останавливается. Исаев выпрыгивает из машины, спрашивает, какая впереди дорога. И вдруг видит в кабине Бородинского.

— Что с ним?

— Ранило.

— Куда?

— В плечо.

— Снаряд, мина?

— Пуля.

Исаев закусывает губу, смотрит в землю, мрачно говорит:

— Кончил войну еще один. А знаешь, Крылов, нас, командиров, которые шли от Северного Донца, в дивизионах осталось теперь только четверо… Ты, я, Красин и Тучков.

И, словно подчеркивая свои слова, Исаев поднимает руку с одним загнутым пальцем. Четыре… Еще утром было пять…

Уже несколько месяцев мы движемся по дорогам Словакии.

Прошли города Требишов, Прешов, Кошице, Попрад, Великая Ломница, Кежмарок.

Нам салютует Москва.

В сводках Информбюро о нашем фронте пишут: «продолжалось наступление в Трудных условиях горно-лесистой местности в полосе Карпат».

Мы совсем недолго были на равнине. Опять горы. Опять «полоса Карпат»!

Особенно нам досталось в Татрах. Горы высокие. Их гранитные зубцы сурово возвышаются над всеми Карпатами. Их заоблачные вершины вечно сияют ослепительной белизной снегов, даже в жаркие июльские дни.

Но в Татрах трудны не только высоты, тут нам досаждала еще и погода. Были и снежные бураны, были и ветры, валящие с ног, были и лютые морозы, и половодья.

С утра на ветвях елей лежит снег, щиплет уши мороз, к середине дня журчат ручьи, вечером снова все замерзает.

…Поднимаемся на высокую гору. На середине подъема — резкий поворот вправо. Один трактор пушку не тянет: дорога заледенела.

Снизу посылаю второй.

Второй трактор преодолевает подъем, подходит к первому, но как только начинает разворачиваться, как только становится поперек дороги — обрушивается вниз… Он мчится боком, на ребрах траков, как на коньках.

Безуспешно тракторист хватается за рычаги, пытаясь повернуть трактор так, чтобы гусеницы стали не поперек дороги, а вдоль: тогда можно чуть-чуть зацепиться.

На середине дороги тракторист выпрыгивает из машины.

Неуправляемый трактор с грохотом мчится вниз, к подножию горы, где остановилась вся колонна. Вот-вот он врежется в нее, врежется в орудия, в прицепы со снарядами… На первом прицепе шестьдесят снарядов с зарядами. Вес каждого комплекта — семьдесят пять килограммов… Если все это одновременно взорвется — семьдесят пять, умноженное на шестьдесят?!