Борис Егоров - Время ранних разлук

— Проходите, проходите, — говорит женщина по-русски.

Так мы с Бородинским очутились в доме мадьяра — владельца мельничного комбината. Самого хозяина мы видели всего один раз. Он прошел по коридору, смотря в сторону, чтобы не здороваться с нами.

Зато хозяйка очень любезна и приветлива:

— Что подать господам офицерам? Какао? Бульон с гренками? Бифштекс?

— Как к вам обращаться?

— Меня зовут Шандорне. Мой муж — Шандор. В Венгрии, когда женщина выходит замуж, она меняет не только фамилию, но и имя…

Мы очень устали. Наскоро уничтожаем бульон с гренками — бульон очень вкусный! На батарейной кухне у Потапыча ничего похожего, конечно, не бывает.

Шандорне стоит поодаль, сложив на груди руки. Смотрит на нас, сострадательно говорит:

— Какие вы молодые! Прямо дети. У меня сын тоже совсем мальчик, и тоже на войне… Вот его портрет. — Шандорне показывает на стену. Мы видим красивого задумчивого юношу. Правильные черты лица, прямой нос, густые брови.

— Против кого же он воюет? Против нас? — спрашивает Бородинский.

— Ох, я не знаю. Теперь ничего не разберешь. Все воюют. Взяли, как вот вас.

— И давно взяли?

— Третий год. Я всегда с ужасом думаю о войне. Она губит столько молодых жизней! Это мысли матери. У каждого из вас есть ведь мать. Мать меня поймет.

— А как зовут вашего сына?

— Иштван.

— Вы хорошо говорите по-русски…

— Я родилась в Петербурге. Мой отец был консулом.

После ужина мы готовимся спать.

Шандорне вызывает служанку.

Служанка стелит на диваны матрацы, простыни, взбивает подушки. Шандорне следит за ее работой и вдруг ударяет девушку рукой по лицу.

— Что это такое? — возмущенно спрашиваю я.

Не обращайте внимания. Она разучилась взбивать подушки.

Служанка уходит.

— Бить по физиономии — недостойное дело, — замечает Бородинский.

Шандорне делает вид, что не слышит этих слов. Она старательно взбивает подушки, потом спрашивает:

— Что будут кушать господа офицеры утром? Яичницу, бифштекс, сливки?

«Господа офицеры» быстро выбирают меню. Шандорне желает нам спокойной ночи.

Бородинский поворачивает вслед за ней ключ в двери, говорит:

— Что-то мне эта пышная цаца не очень нравится.

Мы ложимся спать, засунув под подушки пистолеты.

Бородинский несколько минут молчит, беспокойно ворочается с боку на бок, потом встает.

— Хочу сделать маленький обыск.

Он передвигает кресла, открывает шкаф, подходит к большому, тяжелому письменному столу. Ящики, кроме одного, не открываются.

Бородинский долго шарит в нем, находит ключ. Выдвигает остальные ящики, и вдруг я слышу:

— Крылов, трофей! Вот так штука!

Он достает эсэсовский кортик — огромный кинжал с красивой рукояткой из кости. С одной стороны эфеса — фашистская свастика, с другой — под тонким стеклом — маленький круглый портрет владельца кортика. Да это же он — «мальчик» Иштван… То же лицо, тот же нос, брови!

— Ага! — догадливо произносит Бородинский. — Это почетное оружие! Вот какую награду схлопотал у эсэсовцев бедный ребенок.

— А мама плачет… Терзается.

— Артистка. Ты знаешь, Крылов, по-моему, этот Иштван где-то здесь… Черта с два он расстанется со своим кортиком. Это же для него отличительный знак. Чин у него, видно, небольшой. Но зато какая награда!

Утром «господа офицеры» кушают омлет, пьют кофе. Шандорне спрашивает:

— Что вам подать на обед?

— Обедать не будем, — отвечаю я. — Мы уезжаем.

— Так мало побыли у нас?

— К сожалению.

— Да, к сожалению, — говорит Бородинский. — Мы бы хотели осмотреть ваш дом.

Шандорне ведет нас по комнатам.

— Это бывшая детская. Это гостиная. Здесь, видите, пианино, скрипка. В этой комнате мой сын учился музыке. Как он играл Баха! Но война…

Осмотрев комнаты, мы выходим во двор, к машине.

— А все-таки надо слазить на сеновал, — говорит Бородинский, увидев около большого сарая лестницу-стремянку.

Он поднимается на сеновал первым, я — за ним. Бородинский вдруг кидается на сено и впивается в него руками. Тотчас же раздается выстрел.

— Он! — кричит Бородинский.

Из-под сена появляется голова человека. Я бросаюсь на него. Ударяю по голове рукояткой пистолета, хватаю за руки, наваливаюсь.

На сеновале появляется шофер.

— Ремень! Вяжи! — кричит Бородинский.

Мы выворачиваем руки обитателю сеновала, связываем их за спиной.

Связанный пытается ударить меня головой, но я уклоняюсь и даю ему крепкую подножку. Он падает. Связываем и ноги.