Но это будет известно через два дня, а пока мы знаем лишь то, что батарея замолчала: она подавлена или уничтожена.
— Спасибо, Крылов! — кричит по телефону подполковник Истомин. — Наши утренние труды не пропали даром! Клякса была поставлена не зря. Авы, наверное, сердились: вот, мол, приехал Истомин экзаменовать… выдумывает разные задачи, как в артиллерийской академии. Авы знаете, война — это тоже академия.
Я понимаю, что хочет сказать Истомин. Я могу даже угадать, что он может сказать дальше: «воевать надо красиво, это искусство, а не драка…», «достоинство артиллериста — прежде всего в его культуре», «будьте немножечко аристократами — в хорошем смысле этого слова».
ГДЕ-ТО ДАЛЕКО-ДАЛЕКО КАЗАНЬ…
Майор Красин приказывает мне срочно явиться в штаб дивизиона.
— Посидим вместе ночку. Надо готовить «огни». Тут наши штабисты зашились.
«Огни» — это расчеты по всем вероятным целям: по обнаруженным батареям противника, по перекресткам дорог, по мостам, по оврагам, где может скопиться немецкая пехота. «Огней» — каждый из них под своим номером — обычно бывает очень много, десятки. И если по какой-то цели потребуется вдруг ударить — все расчеты готовы заранее, они известны командирам орудий, нужно назвать только номер «огня».
Готовить «огни» — вещь очень долгая, надо сидеть не разгибаясь с циркулем, угломером и таблицей стрельбы несколько часов.
Уже поздно, давно наступил вечер, и темнота непроглядная. Дорога через лес. Мы идем с Валиковым в нескольких шагах и друг друга не видим. Ни звезд, ни луны, только светятся стрелки компасов на руках.
Но вот впереди какой-то непонятный холодный свет. Словно тлеют оставшиеся от костра угли. Валиков спрашивает:
— Знаете, что это такое? Гнилушки. Сейчас мы с вами положим по одной гнилушке за края пилоток и друг друга не потеряем.
Мы и так, конечно, не потеряемся. Но предложение Валикова мне нравится. Хитрец, всегда что-нибудь придумает.
Иду и вижу, как впереди или чуть в стороне мерцает валиковский огонек.
Можно было бы светить и карманным фонарем, но это опасно: лес еще не прочесан от бандеровцев.
Мы добираемся до штаба, Валиков сразу отправляется спать, я иду к Красину.
Прежде чем садимся работать, Красин говорит:
— Тут для вас письмо есть. Видно, долго ходило: все в переадресовках…
От кого письмо? Обратный адрес: «Казань. В. Доронину»… Адрес на конверте написан крупными кривыми буквами — старый адрес полевой почты пушечно-артиллерийского полка.
Разрываю конверт, читаю: «Привет мушкетеру!»
Красин видит, как я взволнован, спрашивает:
— От кого письмо?
— От Доронина. Лейтенант Доронин из второго дивизиона. Вместе учились, вместе в полк приехали.
— А? Его под Белозерной ранило? Читайте, читайте!
«…Пишу тебе, Сашка, из Казани. Здесь я долго провалялся в госпитале. Ранения оказались нелегкими. Врачи боролись за мою правую руку, но ее все же пришлось отнять. Так что я стал левшой. Никак не мог научиться писать левой. Только теперь начинает получаться… В общем я выжил… Выписался из госпиталя, но пока остаюсь в Казани: здесь у меня родственники, приехала мама. Скоро начну работать: предлагают преподавать военное дело в школе. Это, конечно, не радость. На фронт бы вернуться! Но что поделаешь!»
Грустные строки. И соглашаться с ними не хочется.
— Как учился Доронин? — спрашивает Красин.
— Хорошо, очень хорошо. Особенно по математике.
— Ну что ж! Если у него хорошая голова — поступит в университет, на математический. Успокаивать, конечно, всегда трудно. Но вы ему напишите письмо пободрее. Пусть не отчаивается.
Красин выходит из комнаты, говорит:
— Вам десять минут, настраивайтесь на работу.
Я продолжаю читать письмо: «Передай привет Тучкову и Исаеву… Напиши о себе… Желаю боевых успехов… Владик».
Но письмо не окончено: к нему есть приписка. Она начинается внизу страницы странными словами: «Долго думал, писать тебе об этом или кет, и все же решил: напишу…»
О чем же «об этом»?
Я переворачиваю листок, скольжу глазами по строчкам, пытаясь прочесть все сразу. Вижу только: «Инга… Инга…»
«Недавно здесь, в Казани, я встретил на улице Ингу. Я ничего не знал о том, что между вами произошло, и поэтому кинулся к ней. Инга была очень растеряна. Я даже спросил, узнала ли она меня. Узнала, спросила: «Вас зовут Владик?» Но сказала таким странным тоном, что я тоже растерялся. Спросил про тебя, и она ответила: «Мы не переписываемся: я вышла замуж».
Читать дальше