Иван Падерин - На главном направлении [Повести и очерки]

Зернов остановился перед ним в нерешительности, словно боясь, что при малейшем прикосновении рояль покачнется в этом тесном помещении и потолок окончательно рухнет.

Через подвальное окно падал свет догорающих корпусов заводского поселка. Зернов ступил в полосу света, смахнул рукой толстый слой пыли, осторожно поднял лакированную крышку. Рояль засверкал ровными зубами клавишей.

— Ну вот и хорошо, вот мы и снова вместе, — прошептал Зернов. В зеркале черного лака отразилось крупное лицо, заросшее щетиной.

— Ого, как оброс! Ну ничего, не на концерте. — И тут же вспомнил свою юность, школу, затем палубу корабля и просторы Черного моря. «С тех пор прошло всего два года, а кажется, как давно это было! Военные годы — длинные». Зернов ясно видит себя студентом консерватории, куда он поступил после демобилизации. «У вас талант, молодой человек, учитесь прилежней», — не раз говорил ему профессор. Но учиться не пришлось. Грянула война, и Зернов снова оказался на флоте, а потом и под Сталинградом. «Ничего, кончится война — заеду домой, а там опять в консерваторию!» В ту же секунду он вспомнил родную Сибирь, березовые рощи, таежные тропы. Как наяву, услышал рокотание реки, шум тайги…

— Начнем.

Рука привычно нащупала в кармане патрон. Острый конец пули осторожно прикоснулся к толстому слою пыли, лежащему на рояле. Зернов аккуратно вычертил пять параллельных линий. По ним, как хвостатые головастики, запрыгали музыкальные знаки…

А когда на востоке вспыхнула заря, из подвала вырвались сильные аккорды…

Костя в это время вышел из блиндажа. Услышав звуки рояля, он сразу понял, что играет Зернов. «Говорил, что здесь музыка неуместна, а сам играет», — мысленно упрекнул Костя друга и решил уличить его на месте. Он быстро нырнул в траншею и, ориентируясь по звукам рояля, пошел к Дому техники.

«Надо повидаться с Зерновым. Он что-то редко стал приходить. Его чем-то огорчил Александр Иванович. Хорошие люди, а ворчат друг на друга и от меня скрывают. Как бы их помирить? К тому же надо подробнее расспросить, как настоящие разведчики используют голубя для передачи сведений. Раз провалился с ремонтом рации, значит надо готовиться в разведку».

Музыка то удалялась, то приближалась. Костя прислушался и застыл на месте. Он никогда не думал, что музыка имеет такую силу, что ее можно читать, как хорошую, волнующую книгу.

Вспомнил Костя рассказ Зернова о Сибири. Звуки рояля будто помогали ему видеть и слышать все, что рассказывал Зернов.

Слушая переливы туго натянутых струн рояля, Костя ясно представил себе, как вьется дальняя дорога по сибирским полям и лесам. Люди идут на фронт. Четко стучат каблуки, гудит под ногами земля. Доносится знакомый мотив песни:

Скованный силой музыки, Костя стоял, боясь шелохнуться.

— Ну, как Вергун? — спросил Зернов, когда Костя появился в подвале.

— Живет. Я его уже начинаю приучать почту носить.

— Хорошо, только смотри, чтоб Фомин не заметил, а то получится не солидно, — предупредил Зернов.

— Почему? — спросил Костя и хотел было начать разговор о самом главном, как вдруг над городом загудели самолеты.

— Ладно, потом. Беги, беги скорей в свой блиндаж! А то меня подведешь, — сказал Зернов.

Проводив Костю по ходу сообщения до блиндажа комендантского взвода, он бегом направился на передний край. Но и Костя в этот день не собирался сидеть в блиндаже. Его потянуло к зенитчикам.

— Воздух!.. Воздух!.. — неслось со всех сторон.

— Воздух, воздух, воздух! — трезвонили наблюдатели, ударяя в пустые гильзы артиллерийских снарядов.

Костя не хотел обращать на это внимания, но, подняв голову, тут же присел. Над траншеей пронеслась тройка вражеских штурмовиков, за ней вторая, третья, четвертая…

Включив сирены, штурмовики сначала сбросили бомбы, затем стали строчить из пулеметов и пушек. Каждый самолет сделал несколько заходов. Потом появилась другая партия, третья… Костя взглянул на небо: сотни самолетов кружились над полком. «Сволочи фашисты! Хотят уничтожить полк бомбами. Вон их сколько вьется. Куда тут денешься?»

От беспрерывных взрывов, толчков, воющих сирен у Кости закружилась голова.

Но вот на участке упали два подбитых вражеских самолета. Один врезался в стену заводского корпуса, недалеко от того места, где сидел Костя. Летчик выбросился с парашютом и приземлился за передним краем.