Иван Падерин - На главном направлении [Повести и очерки]

Правда, и тогда, посылая донесение на телеграф, я не верил, что батальон, с которым 18 сентября участвовал в атаке, полностью погиб. Не хотелось верить, потому что знал бойцов этого батальона. Они умели драться с врагом.

Что случилось с батальоном после 18 сентября, мне стало известно только теперь от этого товарища — Драгана Антона Кузьмича. Вот его рассказ.

— Когда я повел роту в обход вокзала, это было уже девятнадцатого сентября, меня догнал комбат Червяков. Он сказал: «Надо запастись гранатами». Наступала ночь. Темнота, кругом грохочет бой. Чувствовалось: фашисты ждут удара со стороны Волги. Медлить было нельзя. Быстро переползаем перронные пути, накапливаемся вблизи здания и бросаемся врукопашную.

Так рота снова овладела вокзалом. Пока гитлеровцы пришли в себя, мы заняли круговую оборону.

Незаметно подошло утро. Тяжелое утро. С неба повалились бомбы, десятки, сотни осколочных и фугасных. Как сейчас, вижу: внутри вокзала мечутся языки пламени, лопаются стены, обваливаются потолки.

Пришлось перенести пулеметы на привокзальную площадь. Жаркая схватка завязалась у фонтана и вдоль железнодорожного полотна.

К полудню большие силы фашистов стали накапливаться слева, в угловом здании, которое мы назвали «Гвоздильный завод». Оттуда они готовили нам удар в спину. Мы разгадали этот маневр врага и атаковали его. Нас поддержала огнем минометная рота старшего лейтенанта Заводуна. Но овладеть полностью «Гвоздильным заводом» нам не удалось, мы выбили фашистов только из одного цеха.

В этом бою был ранен и эвакуирован за Волгу командир батальона Червяков. Вместо него командовать батальоном стал старший лейтенант Федосеев.

…Фашисты сжимали батальон с трех сторон. Трудно было с боеприпасами, о еде и сне не было и речи, страшнее всего была жажда.

В поисках воды мы простреливали водопроводные трубы, оттуда по капельке сочилась влага. В первую очередь мы использовали ее для пулеметов.

Бой в здании «Гвоздильного завода» то притихал, то вспыхивал с новой силой. В жестоких схватках нас выручали нож, лопата и приклад.

Наши силы иссякали, нас окружали. Я срочно послал донесение Федосееву. Вот тогда-то к нам на выручку была направлена третья рота под командованием младшего лейтенанта Колеганова. Она пробивалась сквозь ливень автоматного огня фашистов. Колеганов сумел все же провести роту и доложил:

— Рота в составе двадцати человек прибыла. Готов вступить в бой.

Потом он из этого «Гвоздильного завода» послал донесение: «Положение тяжелое, но пока жив, никакая сволочь не пройдет».

До двадцать первого сентября мы боролись в районе вокзала: атаковали и контратаковали. Вокзал много раз переходил из рук в руки. За это время был убит комбат Федосеев, а Колеганов ранен и эвакуирован за Волгу. Командовать батальоном стал я.

И вот наступило утро двадцать первого сентября. Три часа подряд фашистские пикировщики молотили наш участок обороны. Затем под прикрытием сильного огня артиллерии и минометов около полка пехоты с двадцатью танками ринулись в атаку с трех сторон. Во второй половине дня им удалось расколоть батальон на две части. О создавшемся положении я написал донесение командующему полка Елину и отправил его со связным, который не вернулся.

С этого момента наш батальон потерял связь с полком и действовал самостоятельно: мы оказались в окружении. Снабжение боеприпасами прекратилось, каждый патрон стал дороже золота. Я дал распоряжение подбирать подсумки убитых и трофейное оружие.

В ночном бою двадцать второго сентября разобщенные силы батальона соединились и дружным ударом вышибли фашистов из квартала, что левее привокзальной площади. Там мы снова заняли круговую оборону.

За сутки боя в этом квартале мы приковали к себе не менее двух батальонов противника. Мы держали их на расстоянии броска гранаты, навязывали им ближний бой, в котором нельзя было применять артиллерию и авиацию. Боец отползал с занятой позиции только тогда, когда под ним загорался пол и тлела одежда.

Лишь на вторые сутки противнику удалось потеснить нас. Ночью мы отошли немного левее и на перекрестке Краснопитерской и Комсомольской улиц заняли большой трехэтажный дом.

После пяти дней и ночей боя за этот дом нас оставалось в строю девятнадцать человек, и на всех — котелок воды и несколько килограммов обгорелого зерна. Помню, спустился я в подвал и вижу: тяжелораненые не берут ни воды, ни зерна, а просят передать это тем, кто еще в строю.