Сергей Прага - Да, был

Я понял и вспомнил участь Гесса. Гиммлер задумался и после некоторого молчания, посмеиваясь, продолжал: «Зепп, мои руки достанут до любой точки планеты. Это не угроза. Учтите, западные союзники могут принять предложение и пойти на переговоры, но… могут поступить по-свински, и конфиденциальный разговор, к примеру, посла Альбы с Иденом, или еще с кем, предать гласности. В таком случае, Зепп, знаете, что я сделаю? «О, нет!» — чистосердечно сказал я. — «Так вот. Будет объявлено: Зепп Блашке — провокатор, выродок нации, продавшийся большевикам, действовал по заданию Кремля. Я потребую вашей явки в Берлин. У вас, конечно, хватит ума начихать на это и за Пиренеями спокойно выждать конца. Он будет плачевным. Вы меня поняли? Поняли вашу роль? Это необходимо для истории!»

На этом беседа закончилась. Минут пять было уделено технической стороне поездки и уточнению некоторых деталей. «Страшный Генрих» назвал меня «милый Зепп», пожелал счастливого пути…»

Блашке встряхнул автоматическую ручку и записал:

«Сегодня еду. Необходимые документы, валюта и открытый лист на бензин в кармане. Гиммлер предупреждал: на дорогах Франции пошаливают партизаны.

Если бы тевтонские рыцари боялись средневековых дорог, не было бы великой Германии. Партизаны те же бандиты. Нападают только ночью. Не из трусости, а сознавая величие миссии, весь путь я совершу днем. Хотел бы я встретиться с бандитами и показать им, кто такой Зепп Блашке. Решено: Освальд доедет до Мадрида».

Блашке поставил точку. Подправил завитушки некоторых букв и только сейчас почувствовал, что стук молотка мешает ему все время, взглянул на адъютанта. Тот, стоя перед портретом старого Фрица, все еще пытался вбить гвоздь в бетонную стену.

— Что вы делаете, Освальд? — недовольно спросил Блашке.

— Не вбивается, господин группенфюрер, — плаксиво ответил адъютант.

Блашке махнул рукой:

— К черту, оставьте. Время не ждет. Положите в чемодан шкатулку фрау Иды, коробки с орденами, мою портупею и парадный мундир. На шоферское сиденье поставьте ящик с гранатами и запасными обоймами к пистолету.

Зазвонил телефон. Блашке повел бровью.

— Кто бы ни был, меня нет и не будет… Не вздумайте говорить, что через час мы уезжаем в Испанию…

…Под вечер Зепп Блашке и адъютант выехали из Берлина. Блашке сидел за рулем «Ганомака». На нем был штатский костюм и мягкая шляпа. Переодевшись, он долго придирчиво рассматривал себя в зеркале. «Какая невзрачная фигура, — думал он. — Какое глупое, глупее, чем у Освальда, лицо. Что значит человек снял мундир. Нет мундира — нет человека».

…С наступлением темноты Блашке включил фары.

— Господин группенфюрер, свет… свет… — испуганно зашептал адъютант. — Только вчера сообщали в газете…

— Чепуха, — пренебрежительно ответил Блашке, — бомбят с высоты, откуда не видно света фар. Не верьте газетам, верьте мне. А я говорю: ничего утешительного. Через несколько дней мы будем в Мадриде…

ПОСЛЕДНЯЯ «КРЫСА»

Вторые сутки группа Гребных сидела в засаде. В десяти метрах от нее извивалась широкая лента автодороги Нанси—Лион. Влево шоссе, огибавшее лысые холмы, просматривалось километров на пять, и машина с севера, прежде чем поравняться с засадой, раз десять попадала в поле зрения бойцов. Вправо, до леса километрах в трех, шоссе шло как по линейке. Гребных даже казалось, что он различает большую колдобину перед белым мосточком через ручей у лесной опушки.

Обычно оживленная магистраль выглядела пустынно. В дневные часы по ней изредка проходили «цивильные» машины: тихоходные грузовики, «легковушки», работающие на древесном топливе. Громоздкие, неуклюжие баллоны с газом на крышах лимузинов или на багажниках придавали им зловещий, воинственный вид.

В первый день со стороны Нанси показалась «крыса» на двенадцатицилиндровом «Майбахе» с фашистским вымпелом на крыле. Гребных приготовился к встрече, но вовремя заметил два грузовика с солдатами, следовавшими за ним.

Ночью вообще не было движения. Гребных уже подумывал, не пора ли возвращаться «домой», как один из бойцов легонько толкнул его и, протягивая бинокль, доложил: «С левого борта не иначе «крыса!»

Гребных прильнул к окулярам. Из-за дальнего холма выскочила и исчезла за поворотом машина.

— Угу, — буркнул Гребных, возвратил бинокль и выкинул вперед длинный ствол ПТР. — Не зря сидели. Возьмем. Наблюдай.

Машина, обогнув холм, сверкнула лакированными боками, исчезла, вновь показалась совсем недалеко от места засады. Гребных чуть подался вперед и начал целиться в баллон правого переднего колеса…