Сергей Прага - Да, был

По мере приближения к лесу, фашисты действовали нерешительнее. А потом залегли и, не жалея патронов, вслепую повели огонь.

…Вокруг Русина и бойцов отряда собрались жители деревни. Многие из них слышали об «отряде Вольдемара», но впервые видели грозных «русских маки».

Неожиданно раздался мальчишеский крик:

— Идут! Идут!

Из леса вышли партизаны: четыре человека с носилками на плечах. Они медленно шли по просеке. Завидев товарищей, бегущих навстречу, партизаны положили носилки на землю.

Русин остановился в двух шагах от группы. Сердце болезненно сжалось: не было видно Яромира Полянки, жизнерадостного безансонца Франсуа, семерых хороших хлопцев, преданных Родине бойцов, а на носилках — Вальц, без кровинки в лице, и Иберидзе, с распухшим серым лицом.

С легким стоном Иберидзе приподнялся на локтях и, с трудом шевеля губами, прошептал:

— Товарищ старший лейтенант, задание выполнено.

«ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА»

Отряд Русина благополучно добрался до района базирования. Поздравить бойцов с выполнением ответственного задания приехал Жардан.

— Теперь я понял, что значит «нет крепостей, которых большевики не могли бы взять!..» — сказал он, обнимая Русина.

Иберидзе и Вальца отправили в партизанский госпиталь.

Раненых повез Старко. Грустно было бойцам расставаться с товарищами, хотя и знали, вернутся они, а все же тяжело вздыхали.

— Мы от шталага Кирмфельда до Шварцвальдского леса вместе прошли, — как бы оправдываясь, сказал Русин. — Пол-Франции по-пластунски проползли. Плечом к плечу стояли перед смертью… Конечно., отлежится Шота и Мишины раны зарубцуются, но… тает отряд. Осталось только тридцать девять человек.

Жардан потрепал Русина по плечу:

— Ничего. Завтра к вам придут одиннадцать человек. Командир у них — Кузьма Гребных, матрос-черноморец. Все они, вооруженные одним самодельным ножом, ушли из лагеря на севере, а к нам явились, как из арсенала…

…Три одновременные диверсии, дерзкие по замыслу, парализовали наиболее важные железнодорожные магистрали, связывающие юг с севером и востоком. Взрыв мостов и туннеля разъярил оккупантов. Как никогда, они почувствовали, что и во Франции, где на них покорно работают официальный аппарат марионеток Виши и предатели народа, скрывшиеся под личиной патриотов, почва ускользает из-под ног.

Фашисты метались в поисках неуловимых «русских маки», которым народная молва приписывала эти три диверсии. Немецкое командование с удовольствием организовало бы большую карательную экспедицию в партизанские районы, но обстановка на Восточном фронте, где Советская Армия успешно продолжала наступление, требовала срочной переброски новых дивизий.

Дерзкие диверсии все же заставили оккупантов бросить войска на борьбу с разрастающимся партизанским движением и на охрану коммуникаций. Карательные отряды врывались в деревни и рабочие поселки, расстреливали «подозрительных», хватали «заложников», угоняли мужское население, жгли дома.

…Уезжая, Жардан сказал:

— Отдохните, а затем переходите к тактике мелких неожиданных ударов…

На следующий день черноморец Гребных привел группу бойцов, а уже через неделю, глядя на них, Русин говорил: «Хлопцы что надо».

Пашон, Жорж-безансонец и Жерар частенько ходили в разведку. Они ухитрялись бывать далеко за пределами партизанских районов и собирали сведения о наиболее чувствительных местах врага.

— Мой командир, — восторженно докладывал Пашон, — верьте словам: Франция кипит, наконец-то она стала котлом с похлебкой.

Русин выслушивал разведчиков, наносил на карту одному ему понятные значки и ежедневно высылал мелкие группы бойцов на запад, на север, на восток, а вслед за этим в штаб Жардана поступали сведения о подрывах путепроводов, о «самовозгорании» железнодорожных составов, об «исчезновении» крупного фашистского чиновника, о «скоропостижной» смерти предателя нации, о «нечаянных» пожарах на складах, принадлежащих оккупантам, или в пристанционных пакгаузах.

Недели через две после прибытия в отряд группа Гребных получила задание вывести из строя электрическую станцию, снабжающую энергией крупный завод, работающий на немцев.

Через пять дней Гребных возвратился и привел долговязого немца в длинном макинтоше. Руки у того были связаны за спиной, а на голову, по самые плечи, накинут мешок.

Гребных положил перед Русиным кожаный портфель, набитый документами, стащил с головы долговязого мешок и, пинком подталкивая его, серьезно сказал: