После каждого абзаца Виктор всматривался в фигуры узников и, стоило ему заметить, что кто-либо из двухсот человек зевнул, переступил с ноги на ногу или пошевелился, прерывал чтение, сворачивал газету, подзывал блок-надзирателя и нараспев говорил: «Шар-фюрер!.. Вы плохо смотрите за господами русскими. Они не выспались, им трудно стоять и слушать… Уложите их…»
Шарфюрер командовал: «Ложись!»
Шеренга за шеренгой ложились на мокрую землю. Виктор шел дальше, читал перед заключенными другого блока, и опять по плацу неслось:
— Ложись!..
После объявления приговора Русина, Старко, Иберидзе, Нечаева, Вальца, Перерву, Здобина, Булатника и Авдеева привезли в тюрьму и посадили в общую камеру.
Начальник тюрьмы запросил соответствующую инстанцию, как быть с военнопленными большевиками. На пятые сутки пришел ответ: «Перечисленных в прилагаемом списке отправить в распоряжение коменданта шталага №91, господина оберштурмбаннфюрера СС фон Шерфа!»
В ШТАЛАГЕ №91
В шталаг беглецы прибыли после «рапорта». Фон Шерф удивился:
— Пленные? Девять пленных?
За последние три месяца в шталаг никого не присылали. Узнав, что двадцать кадровых эсэсовцев, в том числе Боркман, завтра же должны быть откомандированы в Кюстрин на формирование, а их места займут пятнадцать капо, сопровождавших пленных, фон Шерф расстроился…
«Вон она, судьба, — думал он, — как капризная фрау, играет людьми и событиями. То, что прекратился приток пленных, понятно: третий год войны протекает не так, как намечалось. Вообще ситуация сильно изменилась. Использование капо, бывших уголовных преступников, лишенных морали, идеалов и чуждых политике, вместо эсэсовцев, плохое предзнаменование. Капо хороши там, где царят произвол и беззаконие, а у фон Шерфа, слава богу, все делается по инструкции».
Фон Шерф вышел на крыльцо и, перебирая личные карточки узников, с ног до головы оглядел их.
— Кто Старко Остап, военный фельдшер? — спросил он и, не дожидаясь ответа, распорядился: — Старко, на работу в лазарет. Всех в первый блок.
…Дежурный ввел беглецов в длинный барак, указал на пять свободных двухъярусных топчанов в углу и, хлопнув дверью, вышел.
Через несколько минут вокруг вновь прибывших собрались пленные и со всех сторон посыпались вопросы:
— Как фамилия?
— Какой части?
— Откуда прибыли?
— Когда попали в плен?
Услышав, что новички привезены из Кельнской тюрьмы, где до суда за побег они сидели около месяца, толпа окружающих начала редеть. Но как только Русин стал рассказывать о положении на фронте, многие возвратились. Один из узников сел рядом.
— А ну, а ну! — сказал он. — Потешь сердце казачье! Выкладывай «Сообщения Совинформбюро» за период с первого января по сегодняшний день!
Обладая исключительной памятью и знанием географии Родины, Русин подробно рассказал все, что услышал от дядюшки Ганса, Фаины, подслушал. Продвижение Красной Армии от Волги и Северного Кавказа, грандиозная битва под Курском, партизанские армии в лесах Украины и Белоруссии, освобождение Белгорода и Орла… «всепобеждающая Катюша», пылающие «Фердинанды», «Тигры» и «Пантеры», поразили людей, вырванных из полной событиями жизни и окутанных неизвестностью.
— Постой, браток, постой, — проговорил военнопленный с копной седых волос на голове и с хитро прищуренными синими молодыми глазами. — От Волги до Орла, как-никак, восемьсот километров. Если не «заливаешь», сегодня фронт должен быть на линии Старая Русса—Перекоп. Так, что ли?
— Пожалуй, так, — согласился Русин. — Ну, а как вы… как тут… у нас?..
— Да так,— неопределенно ответил голубоглазый,— живем… Давайте познакомимся. Я — Павлов, сорок два, тире тридцать, семьсот двадцать, лейтенант Павлов… — Русин крепко пожал протянутую руку.
— Спрашиваете, как? — продолжал Павлов. — Завтра увидите. У нас — все законно: бьют и расстреливают только по приговору… Видите, на кого похожи люди?
Действительно, Русин с товарищами, хотя и прибыли из тюрьмы, выглядели намного лучше окружающих их, бледных, истощенных людей со впалыми глазами.
— Ну что ж, — глубоко вздохнул Русин, — как все, так и мы… поживем… посмотрим…
— Проживем, Владимир Николаевич, не унывай, — подбодрил Иберидзе. — Гляди, Перерва встретил однополчанина, а Булатник и Здобин нашли земляков. Ты лучше вот что скажи, до границы наши скоро дойдут?..
…В эту ночь в первом блоке спали только те, у кого не было сил разговаривать. По два, по три, тесня друг друга, на узких топчанах, узники фон Шерфа обсуждали новость, услышанную от новичка. Ведь всех их не один день терзала мысль: «как оно там?»
Читать дальше