Сергей Прага - Да, был

Товарищи поддержали.

— Ясно, за тобой…

— Веди, как ведешь…

…Ночевать расположились в густом кустарнике. Истощенные, выбившиеся из сил люди спали как убитые.

И вдруг ночную тишину потревожил густой бас Иберидзе:

— Подъем!

Протирая глаза, люди вскочили:

— В чем дело? Почему подъем?

— Четверть четвертого, — радостно пробасил Иберидзе. — Четверть четвертого!..

— Ты что? — испугавшись, что товарищ сошел с ума, спросил Старко. — Что с тобой?

— Четверть четвертого! Понимаешь?! — глаза великана сверкали. — Когда в последний раз был дома, на селе, — проверял по часам. Петух всегда пел четверть четвертого… Слышите? Петух поет…

Из глубины леса донесся отчетливый крик петуха. Перерва рассмеялся, ласково чертыхнулся:

— Ишь ты, стервец, поет…

Спать уже никому не хотелось. Петушиный крик — это люди… быть может, приветливые люди… Петушиный крик — это жильё, а возле жилья тепло и еда…

Петух пел через промежутки времени. С рассветом беглецы поднялись и уже не цепочкой, а стараясь чувствовать товарища плечом, пошли. Деревья неожиданно расступились. Показалась полянка, а на ней, под двумя буками-великанами — домик в три окна, с крыльцом. Во дворе стояли хозяйственные пристройки, стог сена и «чум», сложенный из мелких чурок.

— Вот что, друзья, — сказал Русин, — всем соваться в неизвестное — незачем. На разведку пойду я один. А вы ждите. За старшего остается товарищ Шота…

Русин одернул пиджак, раздвинул кусты и шагнул вперед.

Одиннадцать человек, лежа за кустами, затаив дыхание неотрывно следили за ним. Вот он перепрыгнул канаву, пересек полянку, открыл калитку в ветхой изгороди, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Дверь раскрылась. Русин перешагнул порог, и… наступили мучительные минуты томительного ожидания…

Иберидзе подмял под грудь несколько веток и, словно приготовившись броситься в атаку, застыл…

— Э-э-эх! — не вытерпел он. — Под Севастополем мы двумя гранатами подбили танк… Танк, грозную машину… а перед нами избушка на курьих ножках… Проводов не видно, значит, телефона нет в ней… Глушь! Если командира задержали, сколько человек должно быть в избушке? А? Два? Три? Больше не будет, а нас взвод… Что могут иметь те? Дробовики?!

Иберидзе оглянулся на Перерву.

— Если услышим крик, выстрел или увидим командира под охраной хотя бы десяти человек — атакуем избушку. Голову проломаю тому, кто отстанет…

В этот момент Русин вышел на крыльцо и помахал кепкой.

— Ребята! Давайте сюда!

«ГОСТЕПРИИМНЫЙ» ЛЕСНИЧИЙ

Хозяин домика, низенький щуплый мужчина лет сорокапяти — пятидесяти, в егерском кепи, в блузе, заправленной в галифе, стоял на крыльце. Рядом с Русиным он выглядел карликом. Тонкими пальцами левой руки лесничий подкручивал колечки усов и зелеными лукавыми глазами добродушно-внимательно рассматривал беглецов, столпившихся перед ним.

Наконец он заговорил. Голос был не по комплекций низким, густым.

Русин перевел товарищам слова лесника:

— Господин Отто Вильгельмович Кауфер, старши»й лесничий, говорит: «Против таких молодцов как мы не устоять ни проволоке, ни решеткам любого заведения господина Гиммлера». Он сочувствует военнопленным. Его сын попал в плен. Господин Кауфер разрешает отдохнуть у него. Обещает подкормить нас, помочь. Надеется, что мы не окажемся ворами и, конечно, в долгу не останемся, — в хозяйстве его рабочих рук нет… так вот… В общем предлагает расположиться под тем навесом.

Русин рукой указал на крытый дранкой навес. Кауфер мотнул головой:

— Я…я… битте.

Поглядеть на незваных гостей на крыльцо вышла дородная, молодящаяся супруга господина Кауфера — фрау Катрин и краснощекая, по всему видно, жизнерадостная, невестка — фрау Зитта…

Уже через час изголодавшиеся беглецы получили полведра горячего вареного картофеля, буханку хлеба, и штоф снятого молока. Они поели и улеглись на душистое сено.

Фрау Катрин сидела у окна и на длинных спицах вязала что-то яркое и пестрое. Она изредка высовывалась по пояс из окна, сняв очки, озабоченно поглядывала то на дорогу, то на навес, под которым расположились пленные.

Фрау Зитта хлопотала по хозяйству: кормила цесарок, кур и уток, бегающих по двору, готовила пойло коровам, варила корм свиньям, металась от дома к хозяйственным постройкам.

Когда Русин сказал, кто он и его товарищи, господин Кауфер прервал его: «Достаточно того, что вы нуждаетесь в приюте. Остальное меня не интересует. Я не знаю, где Альбах. Одна просьба: если вас обнаружат у меня, вы должны заявить, что пришли буквально полчаса назад, ведь за оказание помощи таким, как вы, мы отвечаем головой и благополучием».