— Сержант, очнись… Очнись, сержант… Подбили и этот танк… еще один… Посмотри, сержант, горят, как сухая солома…
Однако Хамдам молчал, залитый кровью.
Геройский подвиг нашего славного боевого товарища Хамдама Хайдарова сыграл решающую роль в отражении атаки противника и помог нанести ему значительный урон в живой силе и технике. Хамдам не пощадил своей жизни. Мне, как командиру его гвардейского полка, горько сообщать вам, что через сутки он скончался от тяжелых ран, спасти, к сожалению, его не удалось. Мы все очень переживаем эту утрату и всем сердцем разделяем вашу скорбь. Примите, уважаемая мать Хамдама Хайдарова, и ты, его братишка Амон, наши глубокие соболезнования.
В заключение сообщаю, что приказом командующего за мужество и отвагу, проявленную в боях с немецко-фашистскими захватчиками, гвардии старший сержант Хамдам Хайдаров награжден орденом Отечественной войны первой степени и имя его навечно занесено в списки личного состава нашего гвардейского артиллерийского полка. Отныне оно бессмертно!»
Это письмо, пронизанное искренним восхищением Хамдамом и сочувствием к ним, произвело на Амона огромное впечатление. Ему казалось, что в эти минуты рядом с ним стоит мужественный и ласковый человек богатырского роста, утирает ему слезы и мягким, проникновенным голосом наставляет:
— Будь достойным светлой памяти брата, стань, подобно ему, верным сыном Отчизны…
Да, в своих письмах, адресованных на фронт брату, Амон не раз писал, что мечтает поскорее окончить школу и пойти, как пошел Хамдам, добровольцем в армию и тоже стать артиллеристом.
Теперь, прочитав рассказ командира полка о последнем бое Хамдама, Амон твердо решил, что не изменит мечте, претворит ее в жизнь, добьется права служить в том же полку, в котором служил старший брат.
— Эх, было бы мне сейчас восемнадцать или даже семнадцать лет, — сказал он матери, крепко обняв ее.
Прошло почти два с половиной года. Стояла весна. После короткой утренней грозы молодая листва на деревьях засияла своей первозданной красой. Вдоль полноводных ручьев, на холмах и пригорках расстилалась, сверкая серебром, шелковистая трава-мурава, а на зеленых склонах ближних и дальних гор ярко пламенели алые тюльпаны. В нежно-голубом небе не спеша плыли белые облака, похожие на хлопковые хирманы. Слух ласкали птичьи голоса — чириканье воробьев, щебетание ласточек, пение жаворонков; птицы весело и звонко строили гнезда. Как прекрасна была эта весна, вторая мирная весна после войны!..
Тетушка Муслима ехала в легковой машине с открытым брезентовым верхом в сопровождении миловидной женщины средних лет и молодого симпатичного офицера. Она ехала в ту самую гвардейскую артиллерийскую часть, под знаменем которой сражался Хамдам Хайдаров и которая после разгрома фашистской Германии была передислоцирована в наш южный край. Эта гвардейская часть была теперь крепко связана с боевой жизнью и светлой памятью ее старшего сына Хамдама. Вот уже несколько месяцев там исполнял свой патриотический долг ее второй сын Амон.
Проехали уже добрую часть пути, а тетушка Муслима так и не проронила ни слова. Спутнице ее, как видно, надоело долгое молчание, и она решилась нарушить его.
— Чего это вы все молчите, тетушка? — спросила она.
Тетушка Муслима посмотрела на спутницу.
— Ох, простите уж меня, старую! Залюбовалась красотой вокруг, забылась.
— Опьянели от весеннего воздуха? — пошутила, тихо засмеявшись, женщина.
— Долгой жизни вам, раис [17] Раис — председатель.
, с вами не соскучишься! — весело ответила тетушка Муслима. — Вечно шутите, и когда в почтальоншах ходили, и теперь, как раисом стали.
— Э, тетушка, как стала председателем сельсовета, все хочу научиться ходить с важным видом да говорить громовым голосом, как некоторые, — не получается. Кажется…
— И не получится! — убежденно произнесла, перебивая ее, тетушка Муслима. — Не к лицу вам ходить надутой. Ваше лицо красит улыбка. Недаром же у нас говорят, что избрали раисом красавицу розу. Вы, говорят, и своим видом, особенно улыбкой, и своим обхожденьем дарите людям радость.
— Скажете тоже, — сконфузилась женщина.
— Да нет уж, не скромничайте, сестричка, люди правы, — улыбнулась тетушка Муслима. — Возьмите, к примеру, меня. Всякий раз, как перемолвлюсь с вами словечком, словно открывается сердце и легче становится на душе.
Женщине было приятно, конечно, слышать такое, но виду она не подавала. Действительно, всегда улыбчивая, общительная и жизнерадостная, острая на язык, из тех, кто, как говорится, в карман за словом не лезет, на этот раз она проявила сдержанность. Ее звали Каромат Каримова. Всю войну, оставшись с грудным ребеночком на руках, она находила в себе силы и работать почтальоншей, и учиться в вечерней школе для взрослых. В конце победного сорок пятого года, уже после окончания школы, ее избрали председателем сельсовета, и люди вправду не могли нарадоваться ее характеру и тому, как горячо и умело повела она дело. Тетушка Муслима искренне высказала все, что думают и чувствуют жители кишлака.
Читать дальше