Владимир Бээкман - И сто смертей

— Битте зер, я могу получить новый суп? В этот попало немного песка.

Комиссар отвернулся от окна.

— Сколько у тебя займет времени, чтобы раздать команде оружие?

Эрвин прикинул.

— Часа два.

— Всего? — усомнился комиссар.

— Так точно. Винтовки у меня подготовлены для раздачи.

— Тогда сразу же приступай. Я пришлю к тебе командиров батарей. На каждую винтовку по одному боекомплекту патронов. Остальные патроны передашь в полк.

Эрвин уже уходил, когда Потапенко остановил его:

— Обожди. Есть ли у нас помимо шоферов люди, которые в случае необходимости справятся с машиной?

Эрвин перебрал в памяти знакомые лица.

— Вроде бы нет.

— К завтрашнему вечеру обучишь десять шоферов. Иначе нам, когда придет приказ, со всем имуществом с места не сдвинуться.

— Шофера за два дня не выучишь.

— Война, Аруссаар, — развел руками комиссар. — Никто не может поручиться, останемся ли мы здесь ночевать еще и завтра. Попытайся представить себе это: война! Нужно только, чтобы они могли баранку крутить да в канаву бы не запоролись. Людей можешь сам выбирать, командир дивизиона поставлен в известность.

Капитан Паюст в последнее время как-то отстранился от всего, что непосредственно не касалось строевой службы. Внезапное исчезновение в Вярскаских лагерях многих старших офицеров из дивизии, давнишних сослуживцев, явно напугало его. Говорили, будто их отозвали на учения. Скептики усмехались этому.

Эрвин отправился в строевую часть, представился ее командиру и через полчаса отобрал себе двадцать парней. Если даже из каждого второго выйдет толк, и то будет неплохо. Подбирал людей, которые раньше занимались кузнечным ремеслом или просто имели какое-то отношение к тискам да гайкам, легче будет обучить. В висках стучало: война! Война! Теперь все приходилось мерить другой меркой. Но какой?

А еще через полчаса он со своими двадцатью бойцами, маленьким старым «фордом» и озадаченным сержантом Куслапуу собрались на краю спортивной площадки, там, где начиналось сосновое редколесье.

— Ни хрена из этого не выйдет, — уже в который раз твердил Куслапуу. — Только и всего, что машину разделаем!

— Взять с места и остановить машину, повороты направо и налево, простейшие маневры, ну и, наконец, езда задним ходом, — бесстрастно перечислил Эрвин сержанту Куслапуу пункты учебной программы. — Каждому за один прием по десять минут за рулем, когда все проедут, начинай с ходу по новому кругу, чтобы не успели остыть. Погоняете до обеда, тогда я приду посмотрю, будет ли на вас еще живое место.

— Ну и подперло в святая святых! — пробурчал себе под нос Куслапуу и принялся инструктировать солдат.

Эрвин задержался, чтобы понаблюдать, как пойдет дело. Куслапуу завел мотор, отодвинулся вправо и позвал первого бойца. Белобрысый неуклюжий парень намертво зажал в огромных ручищах руль, словно собирался удерживать понесшего коня. Машина дернулась с места, тут же съехала с дорожки стадиона и помчалась к соснам. Куслапуу что-то кричал в кабине, боец с испугу явно поступил наоборот, прибавил газу. Теперь, чтобы избежать наезда на дерево, шофер должен был повернуть налево, а повернул так, что угрожающе надвигавшаяся сосна должна была врезаться прямо в середину радиатора. У Эрвина мгновенно вспотели ладони. Первый курсант — и сразу разбить машину! В последний момент Куслапуу схватился за руль и еще резче вывернул его вправо. Совсем проскочить дерево они все же не смогли. Донесся скрежет железа, затем заглох мотор. Сержант Куслапуу вылез из кабины, задумчиво, с грустью посмотрел на передок и стал отдирать от колеса смятое крыло.

Виновник случившегося, склонив голову набок, опустив руки, стоял возле него. Он и понять не успел, как же это все произошло.

— И как это она так резво рванулась? — протянул он.

— Только бы железо выдержало, пока эти бараньи головы начнут немного соображать, — покорившись судьбе, вздохнул сержант.

Поняв, что на этот раз все, в общем, обошлось, Эрвин оставил свою сводную команду продолжать обучение и ушел.

В дивизионе шел митинг. В это время Эрвин выдавал командирам батарей оружие. Через открытое окно в оружейный склад долетали обрывки речей с учебного плаца. Слов разобрать было нельзя, но голоса ораторов звенели от натуги. С продолжительными перерывами раздавались аплодисменты. Это были обыденные звуки, привычные еще с прошлого лета, когда выбирали солдатские комитеты и часто проводились митинги. Одно время собраний стало столько, что они вконец надоели. Эрвин удивлялся, что находятся люди, обладающие охотой без конца говорить. Лично он предпочитал действие.