Алексей Першин - Смерч

По колонне будто судорога прошла. Не любили курсанты Замойляка и все-таки не могли не считаться с тем, что он их ротный командир. Шаг стал увереннее, шеренги начали выравниваться. Курсанты забеспокоились: кто поправлял на плече винтовку, кто спешил сдвинуть на бок сползающий к животу ненавистный противогаз, кто, выдернув из-за пояса пилотку, водворял ее обратно на голову.

Но вот командир батальона сделал шаг вперед, и его увидели все. Колонна оживилась.

— Батя! Батя встречает!

— Смотри, улыбается!

Первые шеренги пошли в ногу, подтянулись задние.

Изменившееся настроение роты тотчас уловил командир первого взвода Козлов.

Повернувшись лицом к колонне, звонким голосом подал команду:

— Подтяни-ись! Раз-два-три! Раз-два-три! Левой! Левой!

В его словах звучала радость, близкая к ликованию. Младший лейтенант был очень доволен, что во взводе не оказалось ни одного отставшего, что питомцы его выдюжили, не подкачали.

По всему было видно, что двадцатилетний командир гордился своим взводом и преданно его любил. Об этой привязанности Козлова знал командир батальона и одобрял ее.

Но Замойляк рассуждал иначе.

— Взвод — не девица, — как-то бросил он резко Козлову. — Не ласкать надо, а требовать! Требовать и требовать!

Между Козловым и Замойляком не раз возникали конфликты.

Когда рота поравнялась с ожидавшими ее Коробовым и Замойляком, старший лейтенант, сказав что-то капитану и козырнув ему, вдруг вскинул правую руку с зажатой в ней перчаткой и зычно скомандовал:

— Р-р-рота! Бегоо-о-ом ар-рш!

Едва не споткнулся от этого приказа Козлов.

Но неистощим юмор солдатский.

— Наконец-то отдохнем! А то устали шагом пиликать, — раздался в колонне чей-то хриплый голос.

Приказание старшего лейтенанта казалось невыполнимым. И все-таки повторять команду ротному не пришлось. Мелкой измочаленной трусцой побежали первые шеренги, потом, гремя котелками, заколыхалась середина и, наконец, вразнобой затопали замыкающие.

Чулков был уверен, что и ста метров пробежать не сможет. Просто он умрет. Умрет от разрыва сердца. Умрет вместе со всеми.

Плыли круги перед глазами. От слез или пота расплывались неясными силуэтами бегущие впереди. Несколько раз бросало куда-то в сторону. Но, натолкнувшись на соседа, он занимал свое прежнее место в шеренге и бежал, бежал…

А вслед будто стреляли в затылок жесткими командами:

— Шире шаг! Шире шаг!

Кто-то вывалился из строя. Упал еще один в середине колонны, и его двумя ручейками стали обтекать бегущие.

— Быстрее! Быстрее! — подхлестывали командиры.

За деревней старший лейтенант Замойляк наконец остановил бег роты спасительной командой:

— Шаго-о-ом!

И тут же, не дав курсантам отдышаться, приказал:

— Запевай!

Рота молчала.

— Запевай!

Рота отвечала четкой твердостью шага: р-рах! р-рах! р-рах!

— Бего-ом эр-рш!

Замойляк едва не сорвал голос.

Бежали метров пятьдесят. И снова приказ:

— Запевай!

И вот над строем взвился молодой чистый голос, поначалу неуверенный, обессиленный.

От первых же слов этой знакомой всем песни разрядилась атмосфера напряженности. Лица курсантов просветлели. Песня превращала роту в единый слаженный механизм. Каждый шагавший в строю уже не ощущал себя отдельным человеком, существующим независимо от роты. Каждый был неотделимой ее частицей.

От недавней злости на казавшееся «бездушие» и «жестокость» командира роты не осталось и следа.

В ворота училища курсанты вошли стройной колонной. Резвый весенний ветер приятно холодил усталые лица, по которым, оставляя темные полосы, струями стекал пот.

В ночь со вторника на среду училище подняли по тревоге.

Одевались быстро, ни на секунду не задумываясь над тем, что и как делали руки. Шуршала, скрипела кроватями, грохотала казарма. Курсанты сдержанно переговаривались:

— Уж не на фронт ли нас двинут?

— А что! Все может быть! Вон как к Днепру наши катят после Курска и Орла.

— Тогда и офицерские звания должны бы присвоить.

Это сказал Самонов. Он шумно вздохнул и упрямо повторил:

— Не может быть, чтобы не присвоили офицерских званий!

Вопрос о званиях волновал, конечно, всех курсантов. Но особенно он мучил Самонова. Слух о том, что из соседнего — артиллерийского училища отправили на фронт рядовыми целое подразделение курсантов, напугал Анатолия: больше всего он боялся, что и его постигнет такая же участь. С офицерской карьерой Самонов связывал все свои надежды и расчеты.