Алексей Першин - Смерч

Увы, даже останков Николая Сурина найти не удалось. Только по номеру установки опознали гвардейца, пожертвовавшего собой ради жизни товарищей, дело которых он, воин, посчитал куда важнее и нужнее собственной жизни.

Не знал всего этого Денис, когда, переживая смерть друга, мысленно прощался с ним. Страдание и нечеловеческая усталость, наконец, сломили Чулкова. Он привалился к стене блиндажа и минут на десять забылся в полудреме. Но вдруг забубнил радист. Голос его звучал все отчетливей и тревожней.

— Этого не может быть. Ты что-то напутал! — закричал в отчаянии радист.

— Что там случилось? — сонным голосом спросил Чулков.

— Сообщают несусветное, товарищ гвардии старший лейтенант, — плачущим голосом ответил радист. — Колесников взорвал себя. Друг же мой!..

Дениса будто ледяной водой окатили. Взорвать себя!..

Да, повторное сообщение подтвердило первое: Колесников действительно взорвал установку вместе с собою. Но жизнь отдал дорого: взрывом выведены из строя два немецких танка. Третий — опрокинулся и вскоре загорелся. Тем же взрывом уничтожены экипажи семи или восьми танков фашистов. Подробности сообщат дополнительно.

Денис был потрясен. Нет Колесникова. Почувствовал, что лицо его залито слезами.

И вдруг в голову пришла мысль: каким образом комсорг оказался командиром расчета? Да еще сам за рулем?

…А все было просто. Начальник штаба дивизиона Пименов обронил при Колесникове фразу, что встревожен за батарею Свешникова. Хайдар Зиганшин, командир расчета, как выяснилось, скрыл, что ранен, правда, легко. Узнали о том поздно. Сейчас в районе, куда он умчался, настоящее побоище. Хайдар — казанский татарин, красавец, весельчак и балагур; он бросил четвертый курс университета, хотя имел броню, и полгода как воюет. Имеет два ордена.

— Но ему, баламуту, третий понадобился.

— Так и заявил об ордене? — удивился Колесников.

— Конечно, нет. Но я-то его знаю.

На «студебеккере», загруженном минами, Валентин догнал батарею. И вовремя. Зиганшин получил второе ранение и с той же автомашиной был немедленно отправлен в санчасть.

Колесников, не раздумывая, сел за руль установки. «Студебеккеры» едва успевали подвозить мины Колесникову. Полтора часа ожесточенного боя оставили старшину без расчета — один за другим все вышли из строя. Последние шестнадцать мин Валентин заряжал, в сущности, в одиночку — водитель грузовика, который доставил мины, едва ноги волочил, да к тому же руки стер до кровавых мозолей. Колесников перевез раненых в укрытие и занял прежнюю позицию. А задачу он знал: танки на этом участке не могут, не должны пройти, хотя силы его, Колесникова, были на исходе.

С полчаса было спокойно. Если бы не раскаты грома справа, ничто не напоминало бы о войне.

Три танка, подбиравшиеся к нему с тыла, Колесников заметил, когда уже не оставалось времени для маневра. Надо было уходить.

И Валентин яростно нажал на газ, надеясь оторваться от вражеских машин, развернуться в удобном месте и ударить прямой наводкой.

Может, так бы и случилось, не появись с трех сторон еще по два танка. Они вывалились из-за горизонта внезапно.

Стало ясно, что его преследователи успели связаться по радио со своими. Его окружали, за ним охотились специально. Проскочить к своим было уже невозможно.

Пришлось тормозить. Прямая наводка не удалась — ни одной возвышенности вокруг не было. Взял самый высокий угол прицела. Выпустил две мины. Перелет был значительный, в вилку брать танки немыслимо. Попытался еще раз ускользнуть мимо трех танков, когда они скрылись в лощине. Но гитлеровские танкисты, предвидя этот его маневр, рассыпались веером.

Валентин заметался, надеясь на скорость быстроходной машины. Но веером вдруг стали расходиться, подчиняясь одной воле, и другие вражеские машины.

Клещи! Это был конец!

И тогда Колесников решился. Но коль уж пришел конец, то пусть он будет с музыкой погромче.

План созрел мгновенно. Заметив три воронки от мин, он зашкандыбал по ним одной стороной автомашины, давая понять, что подбит. Потом газанул вхолостую. Мотор уже порядком поизносился и сильно дымил.

Со стороны создалось впечатление, что установке самостоятельно не выбраться. А тут стеганули по кабине справа пулеметной очередью. Пули разбили боковое стекло и прошили крышу кабины. Он решил имитировать тяжелое ранение или смерть, хотя не получил и царапины. Позу выбрал такую, чтобы всё и всех видеть. Эта же поза не мешала ему изготовиться для последнего акта — уничтожения установки с боевым комплектом.