Игорь Николаев - Линия фронта

На вторые сутки, продолжал он, пленных загнали ночевать в хлев. Часовой сосчитал их и вышел. Спустя время кто-то осторожно толкнул ворота… в проеме блеснул просвет. Кто-то придвинулся к проему, проследил, когда часовой прошел к колодцу. Пленные вышибли ворота, настигли часового и сняли…

Евгений навидался беженцев, цивильных и военных, и по внешности угадывал — кто есть кто. Разумеется, он не мог знать деталей, но то, что двоюродный братец без оружия, в полугражданской одежде и вдобавок растерян, говорило само за себя.

— Костя!

Константин повернулся к Евгению.

— Ого-о, значит, товагищ командиг… Дегжи́те меня вдвоем!

Растерянный вид и напускная бравада неоспоримо убеждали, что Константин в чем-то нечист. На секунду Евгений ощутил что-то вроде жалости, но ее тут же подавили другие чувства. «Герой…» — с презрением подумал он и сердито сказал Костику:

— Не ломай комедию!

— Кубаги пегекосились, кузен… — продолжал Константин паясничать. — Дугная пгимета… — И тут же, перестав картавить, бросил зло: — Зачуханная деревня. Влопался! К своим я пробирался.

Евгений подошел к Наумову, помог затянуть на руке жгут из брючного ремня.

— Отвоевался?

— Присохнет! — Наумов кивнул на Костика: — А этот — братень твой, стало быть?.. А я его чуть не кокнул…

Саперы перебегали к селу. Наумов тоже подался туда; немного поотстав, шли Евгений с Костиком. Евгений отметил про себя, что в фигуре братца что-то было не так: будто из него пружину вынули. Он уже не вихлял, как прежде, а по-стариковски шаркал подошвами.

— Откуда ты свалился? — спросил Евгений.

Константин сбился с ноги. По спине у него еще бегали мурашки.

— С неба, командир… — и добавил уклончиво: — Потом расскажу…

В селе били в рельс. Колхозники и красноармейцы тушили подожженный карателями сельсовет. Дети так облепили бойцов, что вырвать их можно было разве что силой. Хозяйки, в свою очередь, тянули в дома.

В село привезли на лафете комиссара — коня под ним сшибло. Бойко бодрился, обочь уважительно следовали ребятишки, и как назло, у Бойко в карманах ветер гулял — ни конфеты, ни сахару. Вскоре к нему подошел Дубак. Он увидел в отдалении Константина и, кивнув в его сторону, сказал:

— В одной роте состояли…

— Значит, нашего полку прибыло?

Дубак вздохнул и выложил подлинную историю Константина. Константин с первых же шагов оказался не на месте, строй угнетал его. Еще задолго до первого боя он понял, что в роте его недолюбливают, и смалодушничал: после очередного наряда по кухне, пользуясь болезнью повара, напросился на его место.

Стрелковый полк, в котором он кашеварил, не выходил из боев, и Константин, предоставленный самому себе, наблюдал события с тыльной стороны: его суждения о боях во многом формировались под воздействием уныло бредущих в поисках лазарета раненых. Те, случалось, со злостью «просвещали» кашевара, иные подсознательно, а кто и с умыслом сгущали краски. Константин ловил каждое слово, в душе завидовал геройству товарищей и презирал свою должность. А тут еще появилась выпивка. Константин разживался водкой все чаще, и, естественно, в общий котел попадало не все, что выдавал старшина. Отношения с товарищами у него испортились окончательно. А однажды рота прождала кухню весь день, нашли ее вечером вдали от позиций и едва растормошили под колесом кашевара.

— Ты что? — вскипел ротный.

— Катавасия… — Константин недовольно протирал заспанные глаза.

— Люди голодные, а ты тут дрыхнешь, разгильдяй!

Но тут заметил, что повар хмельной. Лейтенант побледнел:

— Тебя мало отдать в штрафники!

На счастье Костика, лейтенанта срочно вызвали. Тут протрезвевший Костик сообразил, в какую влип историю. До темноты он возился с продуктами, а дождавшись ночи, бросил кухню на обочине и нырнул в кусты…

Прошло с полчаса, прежде чем стеклись бойцы на майдан, к пушечке. Бойко с Евгением приткнулись на лафете. Возле них стоял Костик.

— Комсомолец? — допытывался Бойко.

— Вообще говоря…

— Билет где?

Константин заикался и мямлил, не мог он признаться, что выбросил билет. Точнее — сунул под пласт дерна в поле. Тогда он в самом деле думал, что вернется, заберет…

— Потерял… Чистая правда… — Константин интуитивно чувствовал, что комиссар не верит ему ни на грош. Понимая, что нельзя вот так вдруг взять и уйти, что обстоятельства вынуждают его оставаться с этими людьми, он хотел даже прихвастнуть побегом из плена, но побоялся, что ему вовсе перестанут верить.