Игорь Николаев - Линия фронта

— Ну как? — опросил Евгений.

— Дышу… Начнем собрание…

Евгений сидел, обхватив руками голову, от усталости и бессонницы в голове у него шумело, глаза слипались. На секунду он расслабился и не заметил, как звуки куда-то пропали, наступила тишина.

Те несколько минут, что пробыл Евгений в забытьи, немного освежили его; ощутив какой-то внутренний толчок, он поднял голову и огляделся. Видимо, во сне он всхрапнул, потому что кто-то подтолкнул его локтем. В каземате было накурено, Туркин, кашляя, выкладывал свою биографию. Чей-то дурашливый голос спросил:

— Женат?

— Нет.

— Почему?

— Так, вообще…

— Вот-вот… Не внушаешь доверия!

Поначалу Туркин принимал дружеские подковырки спокойно и, похоже, готов был рассмеяться вместе со всеми, но постепенно в душе его поднялась досада, в вопросах друзей он стал усматривать каверзные намеки на давнишний его грех и в запальчивости заспорил с товарищами: они, дескать, в тот раз не заметили угрозы, даже Наумов проглядел, а танк, вот он… А он, Туркин, не хотел смерти.

— А кто хотел?

Туркин, видно, устыдился своих слов, кровь хлынула ему в голову.

— Та-ак… Газетки читаешь? — уже откровенно озоровал кто-то в темноте.

— Откудова здесь, вообще…

Хохот заполнил каземат. Но это был дружеский смех, все знали, что Туркин вместе с Наумовым подорвал танк, что Туркин уже не тот, что воюет и будет воевать честно. Переждав смех, Наумов повернулся к Янкину:

— Пиши хоть протокол!

— Я не в том возрасте.

— Открыто собрание… Для всех.

— Чё? Кончай, Наумов. У которых есть право — принимай! — И, уже обращаясь к Туркину, облегченно добавил: — Взяли тебя. Угадал момент, парень…

После собрания Евгений пошел по обороне, и с первых же шагов неожиданная очередь заставила его ползти… Вдали еще с вечера горело: может, прошлогодняя скирда, а может, сарай или жилье. Пожар уже ослаб, но вспышки автомата давали подсветку, и Евгений определил, что стреляют метров с пятидесяти. Значит, стерегут выход из дота. Евгений побывал на правом фланге и на левом, у реки. Здесь он еще раз убедился, как хороша позиция взвода. Сидеть да сидеть бы! Жаль, кончились патроны, нет продуктов и бинтов…

Отрываться от противника решили в полночь. Вялый, снова неспособный двигаться Бойко лежал на носилках. Вынести его под обстрелом в ход сообщения через тамбур и думать было нечего, пришлось освобождать заглушенный бутом запасный лаз. И когда последний боец покинул каземат, уже начинало светать.

Утро свежило разгоряченных ходьбой людей. К рассвету взвод оторвался от противника километров на шесть, и лишь одно беспокоило всех: за спиной оставалась широкая росная полоса, будто по полю что-то волокли. Евгений нетерпеливо озирался, ждал, когда же теплынь сотрет следы.

— Походка у тебя квелая, — привычно шпынял Наумов дружка. — Становись на все копыто!

— Парад отбивать? И так кишки марш играют, — отвечал Янкин, на ходу срывая колоски и вылущивая в ладонь зерно. Глядя на него, и другие стали жевать пшеницу.

— Шамай, да не подавись! — наигранно заботился о приятеле Наумов. — Остюков наглотаешься. И шевелись давай. Спорый шаг — он бодрит.

— Догонят — подбодрят…

Будто в подтверждение, вдали залопотал пулемет. Разговоры в строю оборвались: всяк понимал — то голос Дубака и Гаркуши, они в прикрытии.

Хлопнули в той стороне разрывы. Пулемет еще цокотнул и затих.

— Окружили, — вздохнул побуревший от пыли новичок.

— Учителя и Гаркушу голыми руками не возьмешь! — отозвался Наумов.

— Патронов у них — слезы… Окружение в окружении… — тянул лазаря неумытый упрямец. Он топал налегке, с одной винтовкой. Выкладку он потерял.

Новичок глядел под ноги и отмахивал овода. Наумов снова обернулся к нему:

— В лесу ты родился?

— В поле.

— Оно заметно! — И, видя, что мужичка этого не сразу проймешь, Наумов зашел с другой стороны: — Тебя в детстве стегали?

— Ну…

— Мало. Про Антанту слышал? Совсюду жали! А что вышло? И нынче — выкусит! И ты, брат, не очень паникуй…

Много дней уже взвод не видел газет и не слышал радио. Правда, кое-какие сведения просачивались от всякого встречного люда, но в сказах-пересказах этих факты получали зачастую сильный перекос. Отдаленные расстоянием события, как правило, заметно мельчали, зато близкие, видимые эпизоды и обстоятельства приобретали решающее значение. Бойцы имели перед собой цель и настойчиво шли к ней. О трудностях никто, почитай, и не заговаривал, к ним были готовы: русский человек испокон веков воевал всерьез, насмерть. А если кто распускал нюни, такому потом долго икалось…