Игорь Николаев - Линия фронта

После выстрела в Вадима Константину удалось скрыться. В лесу он наткнулся на двух парней, быстро сообразил, что они из партизанского отряда, вероятно, шли по какому-то заданию, и примкнул к ним. Он выдал себя за окруженца, все оказалось кстати — и непокрытая голова, и мятый вид, и растерянность в лице. Он сознавал, что в отряде на слово не поверят, начнут проверять, но решил: будь что будет. Через сутки они догнали партизанскую бригаду, которая сосредоточилась для ночной атаки, всем было не до Костика, и он с ходу попал на операцию.

Ночную переправу через Березину и захват приречной деревеньки Костик провел вместе с партизанами, утром дважды ходил в контратаки и показал себя; терять ему, он считал, нечего. Его отчаянная решимость поддерживалась злостью к Прокурору-палачу, которого Костик возненавидел с первого взгляда, но в глазах у него стоял Вадим, он видел перед собой лицо Вадима, видел, как стрелял в него, и тогда к злости прибавлялся страх. «Подлец… подлец…» — бормотал он, зарываясь лицом в ботву. Он лежал на грядке, наново переживая подробности той ночи, когда они с Вадимом таились в гнилом болоте, наблюдали, как тонули каратели… Костик видел жестокие глаза Вадима и застывшую в его холодных зрачках ненависть и понял, что не выстрелить в него не мог… «Подлец…» — повторял он, злость еще перемежалась с радостью отмщения, с сознанием, что наконец удалось бежать от всего, прошлого, тяжкого. Он не думал, как сложится все в будущем, но от одной мысли, что он ушел, ему становилось легче.

Партизанская бригада держала середину и северо-восточную окраину деревни, правый фланг ее позиции упирался в непроходимое пойменное болото. После отражения второй атаки Костик вместе со всей ротой был выведен к резерв. Резерв приткнули на огородах, потому что по постройкам — жилью и сараям — немцы клевали снарядами.

Костик выдумал себе фамилию и тужился состряпать жизнеописание к этой фамилии, но в голове все путалось, даже самому себе он не мог изложить самые простые факты из мнимой биографии. Слушая разнобойный брех новых товарищей, он неожиданно понял, что где-то по соседству, на другом конце деревни, сражается грозный отряд под командой однорукого комиссара, и ощутил холодок на спине: встреча с Бойко не улыбалась ему. Вообще, все странно перетасовалось в его сознании, и он уже не отдавал себе отчета, что для него страшнее и пагубнее — встреча с Бойко или с красноармейцами; он видел их уменьшенные расстоянием фигурки на переправе и невольно вжимал тело в борозду, ему мнилось, что один из бойцов подойдет и узнает его. «Так это ты, кашевар из нашего полка? Драпанул?» — скажет боец и наставит на Костика палец. У Костика бежали по спине мурашки. Кто-то из партизан сказал, что после боя всю бригаду вольют в регулярные войска, и это бы ничего, но пополнение могли передать в полки наступающей дивизии, которая понесла потери. Это уже было хуже: Костик опасался попасть в бывший свой полк; почти каждому солдату при упоминании о службе представлялся именно свой полк. Разговоры прервал командир резерва Гришка Крутой.

— Кончилась партизанщина. Куда прикажут, туда и двинем! — сказал он.

Гришка Крутой, в прошлом пехотный старшина-сверхсрочник, не дал залежаться на огородах.

— За мной, шевелись! — покрикивал он. — За мной!

Костик вместе со всеми резво подхватился, он еще до выступления понял, куда их поведут. Тут и дураку было ясно, стоило глянуть, как шпарили с левого фланга немецкие танки вдоль Березины и как поспешали за ними зелено-мышастые автоматчики. Костик бежал, как связанный, из головы у него не выходил Бойко, откуда-то из памяти выдвигался колючий сорок первый год — впору хоть из строя! Но отделиться от бегущей массы он не мог, строй цепко держал его.

— Разбирайся по два! — кричал Гришка, не оглядываясь и тяжело дыша. Костик бежал четвертым от направляющего, и уже одно то, что он был в строю, бодрило его. «Искуплю…» — думал он, шибая ногой выкатившееся на улицу ведро и не замечая ни этого ведра, ни брошенной посреди дороги бороны вверх зубьями; он не видел, как женщины волокли из домов пожитки от огня, и машинально перескочил через борону, повторяя движение переднего товарища, сбился с ноги и опять взял ногу, все так же не замечая ни дороги, ни горящих домов, а только представляя, как будет сейчас действовать.

Впереди несся Гришка Крутой. Он на бегу командовал, и длинная колонна разношерстных бойцов — кто с трехлинейкой, кто с трофейным винтом, кто с пистолетом — развертывалась вправо, заходя на немецких автоматчиков. Резерв пересек вырубленный сад, продрался через полосу крыжовника, повалил к широкой, заслоняющей от немцев скирде соломы. Костик с незнакомым мужичком трусили рядом, и когда Гришка развернул строй, оба оказались на левом фланге. Костик видел, как немецкий танк заровнял баньку и направился к куче валунов, и понял, что там огневая точка. «Вот когда…» — стучало у него в голове. Он еще не знал, что сделает, но повернул и кинулся к этому танку. За ним, тяжело сопя, увязался напарник — это был пожилой человек, пожалуй, старик. Недалеко рванул снаряд, похоже из-за реки. Их не зацепило, и они подскочили к танку.