Василий Соколов - Крушение

Весна уже шла на убыль. Осевшие льдины так и не стронулись, оставшись дотаивать в низовьях, на проросших молодой травою склонах…

Сталин теперь ходил по березовой аллее мрачным, видел эти осевшие, несдвинутые льдины, находя в них что–то схожее с положением на фронте. Дела там складывались сейчас дурно, донесения поступали удручающие.

Южное крыло беспокоило Сталина с самого начала войны. Черноморский флот, потеряв много кораблей, лишился стратегически важных баз, таких, как Николаев, Одесса… Трещал и Крым — наше наступление захлебнулось.

Верховный, всегда строго спрашивавший с конкретных виновников, подумал, что и члены Государственного Комитета, и представители Ставки на юге были негодные: не было у них ни предвидения, ни железной воли. Вспомнил, что еще в первые месяцы войны посылал на Южный фронт Берия. Надеялся, что он выправит положение, а получилось наоборот — завалил фронт и приехал оттуда страшно перепуганный. Сталин уже знал, что своим присутствием на фронте Берия лишь мешал войскам, внб сил в работу крупных штабов сумятицу, страх, недоверие, но, зная обо всем этом, лишь наедине укоризненно сказал ему: «Ты, Лаврентий, липовый полководец».

Берия не обиделся. На его лоснящемся лице появилась ехидная улыбка. Сталин не снял его с поста, хотя тот этого и заслуживал.

Сталин, думая, вышагивал по аллее сумрачной дачи. С медленного шага перешел на убыстренный, и если вначале утешали глаз стройные молодые березки, просвечиваемые солнечным лучом, радовал перебористый голос скворца, поселившегося в деревянном домике над кручей речушки, то теперь Верховный главнокомандующий перестал обращать внимание и на березки, одетые в молодую, клейкую листву, и на скворца, растрепанного и уже переставшего петь. Сталин поглядывал невольно на свои поблескивающие лаком сапоги, на зеленый френч — все–таки одежда на вид грубоватая, к тому же тесная, и все же полувоенную форму, в которой издавна ходил, он любил носить и не собирался снимать.

Наступило время завтракать. Скоро должны приехать члены Политбюро — Сталин часто проводил заседания здесь, на даче. Времени оставалось совсем мало, но Сталин продолжал вышагивать по березовой аллее, занятый нелегкими думами. Тяжело на юге. Трагически оставлен Керченский полуостров. Вчера просился на прием Мехлис. Он был там представителем Ставки. «Не справился, — подумал о нем Сталин. — Крикун. Таким доверия нет и быть не может».

С этим Мехлисом целая история. Когда–то Сталин ему доверял, видел в нем динамическую силу. Не удивительно, что Верховный главнокомандующий послал Мехлиса на Крымский фронт представителем Ставки.

Горячие дни стояли в Крыму. Еще с февраля, начав наступление, войска не смогли прорвать вражеские позиции и в конце концов перешли к обороне. Назревала и более неприятная обстановка: немцы вот–вот собирались перейти в наступление. В такое время требовались энергичные действия и командующего фронтом Козлова, и представителя Ставки. Мехлис остался верен своим замашкам: вместо деловой помощи он стал диктовать свою волю всем и вся, хотя в военных вопросах мало что смыслил. Больше того, создал в штабе нервозную обстановку, занялся перетасовкой кадров, сместил начальника штаба фронта.

Решительные меры к отражению удара неприятеля не были вовремя предприняты. И немцы воспользовались этим моментом. 8 мая они перешли в наступление, прорвали слабый приморский участок фронта и через несколько дней, несмотря на героическое упорство защитников полуострова, столкнули их в пролив…

Пытаясь в поражении фронта свалить вину на других, Мехлис отправил Сталину кричащую телеграмму, на что Верховный не замедлил ответить:

«Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования…

Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем–либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и вы могли бы сами справиться с ними. Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».