Василий Соколов - Крушение

— Что есть «погост»?

— Ну, куда людей мертвых сносят. Могила.

— С ним, господин комендант, припадки бывают, — вставил бургомистр. — К тому же рука поломана.

Жмычка с покорной готовностью заголил руку, показав безобразно выпирающую кость.

— Гут, — сказал комендант. Он спросил, много ли партизан и где они прячутся.

— Жилье ихнее недалече, у Волчьего оврага.

— Я это место знаю, — похвалился бургомистр. — В прошлом году сцапали там двух, русских военнопленных. Помните, господин комендант, которых в расход за ненадобностью пустили.

— Я… Я…6 — кивнул комендант. И спросил, как перенесли зиму партизаны и много ли у них съестного, не голодают ли?

Но вместо ответа Жмычка начал гыкать, да так сильно, что задергался головою.

— Надо попейт воды. Много польза, — сказал комендант, и бургомистр принес кружку воды. Прежде чем выпить, Жмычка заглянул на донышко кружки и затем опорожнил ее. Вытер усы, поклонился.

— Партизан тьма–тьмущая, — заговорил Жмычка. — Я кашеварам помогал и закладывал в котел, ежели меня не обманет память… Слаб уж на память. Отбили, совсем чуть не лишили ума. Стало быть, закладывал мяса четыреста с лишком порциев. — Жмычка, разохотясь,. продолжал: — Едят до отвала, а зимой, когда с продуктами нехватка произошла и неоткуда было взять, на голодном пайке сидели. Но сейчас едят вволю. И пьют… Вы бы поглядели, господин комендант, как пьют. Прямо лакают сивуху, да еще настоянную на траве, прозванной зверобоем. Сильны, ух! И лютее зверя… Бороды носят. У одного — комиссара ихнего — черна–чернее тучи, а главарь партизанский по кличке «Борода» свою длиннющую бороду затыкал за кушак, чтобы не мешала бежать в атаке, а потом она, видать, надоела ему… Забрал в руку, оттянул, положил на пень, бац топором — и на аршин укоротил. Отрастет — опять рубить зачнет, потому как приметную кличку носит, с бородой ему нельзя ходить.

— Ты того… не заливай–про бороды, — перебил бургомистр, щадя дорогое время коменданта. — Какое у них оружие?

— Оружие новое имеют, — укорачивая свою речь, ответил Жмычка.

— Откуда взяли?

— Куют, господин комендант, — запросто ответил Жмычка. — Топоры на длинных рукоятках, шесты с острыми, расщеренными наконечниками и крюками… Подкрадутся к землянке и тихой сапой дергают… Одного так живого приволокли, поддели его сошного… Ужас! Особливо страшны гранаты–самопалы. Железные, вроде мортиры. Несут, лешие, по двое на плечах, а как завидят ворога, так прямо один становится раком, другой ему на спину эту мортиру, и дуют изо всех стволов. Из этих стволов и дробь, и каменья, и смерть сама вылетает.

— Брось врать, быдло! — выругался бургомистр. — А то зубов лишишься.

— Да что вы, свят бог, не вру. Нетто не слыхали грохот в балке… Пробу делают, пристрелку.

Комендант закрыл глаза и поразмыслил вслух:

— Все это надо забирайт. И вы нам будете помогайт.

Рад стараться, ваше благородие! — Жмычка, одаривая поклонами, пятился к выходу.

На волю не был отпущен, да он и не просился. Устроился у бургомистра в сарае под досмотром полицая.

Пролежал безропотно день.

Наступила ночь.

В немой глуши громыхнул взрыв. Будто гром опрокинулся с неба. Колыхнуло эхо, опять ударилось и пошло колобродить неумирающим отзвуком. Жмычка съежился, точно почуяв, что в этот миг рушится земля. Мысленно перекрестился, глянул кверху — в перепрелых дранках провисшей крыши мигали отблески. Снаружи донеслись крики, гвалтные голоса немцев.

Заворочался под дверью полицай, крикнул, не отходя от сарая:

— Куда старика девать — в расход?

— Пускай заложником будет. Без него дорогу укажу.

Жмычка понял, что говорил бургомистр.

С улицы донесся топот ног, лязг на ходу заряжаемых автоматов. Отъехала повозка, култыхая бочкой с водой, похоже, пожарная.

Пламя разгоралось все ярче; теперь уже в щелях на крыше свет не мигал, а дрожал всполошисто. Жмычка на коленях начал ползать по сараю, ощупывая стены…

А в это время верстах в трех от поселка на железнодорожном пути эшелон с пехотой и танками, следующий из Бреста на Ковель, налетел на мину, заложенную под рельсы. В одно мгновение паровоз, будто заартачась, уперся, сошел с колеи и повалился, увлекая за собой передние вагоны, под откос.

Эшелон шел тяжело груженным, скорость была небольшая, и задние вагоны почти не пострадали; их сильно тряхнуло, с полок полетели каски, ранцы, чемоданы… Падали, ничего не поняв спросонья, солдаты, ктото крикнул в диком ужасе: