Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

Скопин сидел на полке в служебном купе — безучастно сгорбившийся, какой-то изжеванный, с потухшими мутными глазами, он не понравился Ромину еще больше, заставив злорадно подумать о том моменте, когда и этому усатому идиоту можно будет всадить пулю в сердце. Не долго ждать, совсем не долго.

— Пришел? — повернул к Ромину покрытое потом лицо напарник. И не понять сразу, о чем он спрашивает: о встрече со связным или о самом Ромине?

— Пришел, — буркнул бывший поручик, заваливаясь сзади него на полку. Охватило раздражение — неужели дурак не видит, что человек устал, хочет хотя бы немного отдохнуть, и надо встать, дать ему такую возможность. Так нет, расселся, как истукан.

— А я чегой-то приболел, — наконец поднимаясь, сообщил напарник. — Трясет лихоманка и грудь заложило, спасу нет.

Ромин рывком сел. Этого еще только не хватало для полноты ощущений! Теперь усатый болван не только свалит на него всю работу в поездке, но и не будет выходить из служебного купе, а если и правда всерьез расхворается, то пластом сляжет. Так уже бывало раз или два, и все заранее известно — храп по ночам, жалобные стоны, просьбы срочно добыть бутылку водки, чтобы хорошенько полечиться, найти сала и перцу, назойливые напоминания о необходимости быть предельно осторожным.

Как его ликвидировать на забытом богом и людьми полустанке, если он и носа не покажет из купе? А еще потребует провести сеанс связи и тут выяснится… Да ничего тут не выяснится, — Ромин даже немного повеселел, — поскольку записочку от связного удалось получить и на одну передачу хватит, а Скопин будет не век валяться.

— Ложись, — снимая шинель, предложил Ромин. — Тебе скорее выздороветь надо…

Больничные халаты оказались с оборванными завязками, короткими, едва достающими до середины бедра. Тихо матерясь сквозь зубы, Кривошеин накинул на себя халат и первым, не дожидаясь Волкова, почти побежал по коридору госпиталя, гремя по некрашеным доскам пола сапогами. Антон догнал его уже у лестницы.

— Упустили, черти, — буркнул Сергей Иванович и, перепрыгивая через две ступеньки, припустился наверх.

Человека в ватнике и серых валенках взяли под наблюдение на вокзале — он торчал около туалета, пряча лицо за опущенными клапанами ушанки с потертым кожаным верхом и поднятым воротничком ватника. Его спокойная безучастность к проходившим мимо пассажирам, обманчиво безмятежное доведение успокоили и ввели в заблуждение еще молодых, не очень опытных сотрудников. Они рассредоточились по залу ожидания и пропустили тот момент, норда человек в ватнике вдруг пошел на улицу. Успели заметить только, как мелькнула впереди черная железнодорожная шинель.

Пытаясь исправить допущенную ошибку, один из сотрудников, осуществлявших наружное наблюдение, решил пройти другой улицей, чтобы выйти навстречу неизвестному железнодорожнику. Но когда он, пробежав переулками, выскочил на мостовую, того уже не было, только не спеша шел мужчина в ватнике и серых валенках, часто приостанавливаясь и бросая по сторонам настороженные взгляды. Вот он свернул к неприметному деревянному двухэтажному дому и, открыв дверь подъезда, скрылся за ней.

Пойти за ним следом группа наблюдения не решилась — сотрудники начали наблюдать за подъездом, позвонив в управление и сообщив о встрече неизвестных. Кривошеин и Волков находились на заводе, а дежуривший у аппарата один из начальников отделений распорядился продолжать наблюдение и как только железнодорожник и человек в ватнике выйдут — проводить каждого до места, не обнаруживая себя.

Прождав минут пятнадцать, старший группы наружного наблюдения принял решение поручить одному из сотрудников осмотреть прилегающие к дому постройки и дворы — существовала вероятность, что встреча неизвестных проходит в одной из квартир дома, возможно имеющего второй выход.

Позади дома, в подъезде которого скрылся человек в ватнике, оказался проходной двор, выводивший в систему запутанных построек, соединявшихся с другими дворами и имевший выход на параллельную улицу. Услышав об этом, старший группы забеспокоился и сам вошел в подъезд, уже думая о том, как он будет оправдываться, если неизвестные засекли за собой наблюдение и использовали проходной подъезд и дворы для того, чтобы оторваться, — хорошего в этом случае ждать нечего. Но действительность оказалась еще хуже.

В подъезде было темновато и тихо, пахло пылью и сыростью. Настороженно повертев головой, старший группы начал подниматься по лестнице на второй этаж. За дверями квартир, выходивших на площадку, не слышно ни звука, слабо пропускало свет давно не мы тое пыльное окно, на обшарпанных дверях ни табличек с фамилиями жильцов, ни почтовых ящиков — только грубо намалеванные краской номера да узкие щели для писем и газет. Подергав на всякий случай ручки дверей и убедившись, что они заперты, старший стал спускаться вниз.