Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

…На станцию, где оставил Эру, Березовский приехал утром. До обеда прослонялся в поисках, но все тщетно. Бывший немецкий госпиталь сгорел — одни головешки. В домике, где когда-то его приютила девушка, обосновались новоселы — слыхом не слыхали ни о каких Кригерах, сами неделю как поселились, В милиции руками развели, данных не имеем, местных не осталось.

Вечером, измотанный и издерганный, голодный и злой, остановился у двухэтажного дома — там располагался исполком. Рванул дверь, из полутемного помещения пахнуло известкой. За столиком сидела пожилая женщина, дежурная или уборщица, что-то пила из жестяной кружки. Опросил резко:

— Где председатель?

— У себя Макаров, на втором этаже. — На грубость не обратила внимания, очевидно, привыкла — все нервничают.

В конце коридора отыскал нужную дверь. Никаких секретарш — полное безлюдье. Сообразил: уже поздно, все разошлись. Почему-то распалился, вошел, не постучав. В кабинете за письменным столом сидел мужчина средних лет, худой и, вероятно, высокий. В военном, без погон, кителе, на груди строчки орденских планок и две нашивки за тяжелые ранения.

— Проходите, — сказал он приветливо, — садитесь. С чем пришли?

Вид предисполкома — свой, бывший офицер — успокоил. Березовский снял фуражку, сел на стул.

— Я разыскиваю свою жену Эрну Кригер с детьми.

— Кригер? Еврейка или немка? — спросил председатель.

— В общем, она наша, но немка по национальности, — досадливо махнул рукой. — Работала здесь при оккупации в фашистском госпитале, не успела эвакуироваться.

— Понятно. Что же вы хотите?

— Выяснить, где она. Это моя жена, не виделись с начала войны.

— Успокойтесь, расскажите толком, не спеша.

Березовский вытер лицо рукавом и поведал о своих мытарствах.

— Значит, с тех пор никакой связи?

— Абсолютно. Куда ни писал, где ни бегал — глухо, как в танке.

— Плохи дела, парень. — Он закашлялся, побагровел от напряжения. Спустя минуту продолжил — Вот тут мне рассказывали: наведалась одна девчоночка к гестаповцу с любовью да его же и ухлопала.

— Кто же это? — встрепенулся Березовский.

— Не бойся. Не твоя Кригер. У этой брата повесили.

— А, — живо отозвался Григорий, — Лунгу Виорика?

— Тебе-то откуда известно?

— Мы ее больную оставили у надежных людей.

— Вот как? А по слухам — утопилась.

— Нет, нет, — торопливо ответил Григорий Иванович. — Я видел ее, когда уже об этих слухах было известно.

— Вот так и бывает… — как-то неопределенно и медленно, словно он думал о чем-то другом, заметил председатель.

— А как же все-таки с моей женой? — напомнил о себе Березовский.

Председатель потянулся к небольшому сейфу:

— Сейчас поглядим.

Макаров перекинул несколько листов в обычной ученической тетради. Потом стал читать записи, видимо сделанные в алфавитном порядке.

— Ага, Кригер Эрна Карловна, — воскликнул он. Потом уже тише прочитал — В период оккупации работала санитаркой в госпитале. Решение — ограничиться ссылкой в удаленные районы на пять лет.

У Березовского готовы были сорваться с языка слова «упекли, сволочи», но он сдержался, только нетерпеливо спросил:

— Куда? Куда ее сослали?

— Вот этого-то здесь и нет, — безнадежно махнул рукой председатель. Но через мгновение он оживился. На его лице появилась улыбка — Слушай, парень, а ведь не все, по-моему, потеряно. Надо тебе побывать, где вы оставили Виорику. Наверняка что-нибудь проклюнется.

…И вот она, знакомая родная слободка. Со склона ее закрывала миндалевая роща, на ветру постукивали друг о дружку озябшие ветки. Долетали сюда и плеск волн о гальку, и шипение отходящей воды. Где-то тут была жасминовая аллея? Ага, вон она — торчат щетиной длинные прутья. Сбежал вприпрыжку вниз. Деревья расступились, глянул и защемило сердце. Вид куда печальнее, чем тогда, когда они, неся на руках тяжело заболевшую беспомощную Виорику, наведались с Одинцовым четыре года назад. Кругом все серое, неприветливое, заброшенное.

Березовский побрел к хибарке деда Афанасия. Домишко такой же скособоченный, в дождевых потеках. Из трубы на замшелой крыше вился тоненькой струйкой, загибаясь в спирали, сизый дымок. Лейтенант прибавил шагу, побежал, стебли высохшего курая захлестали по полам шинели. Перепрыгнул заполненную зеленой водой канавку и, очутившись у входа, отворил дверь, ступил через порог.

— Здравствуйте, — Березовский зашаркал подошвами по половичку.