Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

Перед Березовским, загораживая проход между эшелоном и перилами, возник длинный немец, как показалось матросу, в слишком большой каске. Григорий вскинул карабин к выстрелил. Гитлеровец, будто переломился, каска звякнула о рельсы. В сознании мелькнуло: «А ведь я же его убил». Размышлять над этим было некогда. Григорий бросил винтовку и схватил шмайсер солдата. Вагон уже был у края моста.

— Быстрее! Время на исходе, — раздался голос командира.

Березовского словно подхлестнуло, он кубарем покатился с насыпи. Вскочил и юркнул в траншею, припустил по ней во весь дух. Сзади закричали, обернулся: его догоняли, отстреливаясь, Лунев и Карлов. Хотел остановиться, но споткнулся и полетел в яму, полную воды. Окунулся с головой.

Грохнул взрыв. Земля, казалось, заходила ходуном. Боцманенок высунулся из глинистого «киселя». Но тут же горячая волна воздуха подхватила его, швырнула в заросли…

…Тягуче, словно наплывая извне, возвращалось сознание. Наконец Григорий понял: лежит на животе, уткнувшись в подушку, руки вытянуты к изголовью. Скосил глаза, в висках заколотило. Это ударил свет, пробившийся через щели занавешенного окна. Преодолевая резь в глазах, Григорий огляделся. Рядом с кроватью — табуретка, на ней таз с чем-то жидким. В уголке комнаты — этажерка из палочек с выжженным на них узором, там же зеленый сундук с перепоясывающими его жестяными полосками. Пахнет, перехватывая горло, чем-то острым и неприятным, похожим на скипидар.

«Где же это я? — думал Березовский. Он чуть-чуть пошевелил рукой, особой боли не ощутил, затем попытался изменить свое положение, ноги слушались плохо, задеревенели, будто отлежал.

Скрипнула дверь. Березовский в страхе закрыл глаза, затаил дыхание. В комнате раздались шаги, легкие, почти бесшумные, кто-то присел на кровать. К лицу Григория прикоснулось что-то влажное и прохладное. Он разлепил веки, повернул голову и вздрогнул. В упор на него смотрели большие и бесконечно родные глаза. Всхлипнув, выдавил из себя:

— Э-э-ра-а!

Присевшая на постель девушка провела по его щеке ладонью, погладила волосы, что-то прошептала. Он не расслышал и повторил с придыханием:

— Эра.

— Лежи. Тебе нельзя двигаться, — донеслось как сквозь вату в ушах.

«Это ее голос. Ее… Это она», — с радостью подумал Григорий и попытался что-то сказать, но отдающие лекарством пальцы прикрыли его губы.

— Не шевелись, пожалуйста. Все хорошо, успокойся, — говорила Эра заботливо, как больному ребенку.

Сквозь повисшие на ресницах слезы он видел ее лицо — милое, как и прежде, только побледневшее и исхудавшее. Те же голубые, словно полевые колокольчики, глаза. Те же пухлые, насмешливые губы и золотистая канитель волос.

— Эра… Эра… — снова выдохнул он.

Григорий лежал голый и очень стеснялся этого. Эра чем-то пахучим и горячим натирала его спину.

— Как я тут очутился? — пробубнил Григорий в подушку.

— Это я должна спросить, что тебя занесло в тыл?

— Нет, именно сюда?

— Подобрали возле, моста. На нем взорвался поезд с бомбами. На станции не осталось ни одного целого стекла в окнах. Внезапно начался пожар — откатился вагон и поджег цистерны с горючим. Тебя привезли в госпиталь. Слава богу, я дежурила в приемной.

— В какой госпиталь? Неужели тут в тылу еще больницы сохранились?

— Разумеется, в немецкий. Откуда здесь наши?

— Меня? В немецкий? Зачем?

— На тебе же была их форма. Зачем вырядился? Я поняла — маскировка. Посмотрела документы в кармане и ахнула. На фото какой-то тип старше тебя и вылитый ариец: блондин, а ты-то шатен. Но я узнала сразу. Плох был, тело в ушибах и оглушило сильно, контузило. Боже мой, сама чуть сознание не потеряла.

— А дальше?

— Дальше? Взяла себя в руки. Сообразила — тебя, несомненно, раскроют. Ты же не говоришь по-немецки. Вдруг начнешь кричать. Все делала, словно в тумане, сейчас даже не представляю, неужели хватило сил и не сошла с ума. В общем, ты оказался молодцом, рот не открывал, постанывал жалобно, а потом взял и умер.

— То есть как умер? — он приподнял голову.

— Боже мой, фиктивно, конечно. Указала в регистрационной карточке — скончался от ран, не приходя в сознание. Врач подписал не глядя, не до покойников — раненых пропасть. И тебя отправили в морг.

— К мертвецам? — его передернуло.

— Сначала да, куда же девать. Потом переправили сюда.

— Но как ты меня перетащила? Одна?

— Если б одна — ничего не вышло бы, пришлось бы, наверное, умирать вместе. Тебя уложили на телегу с другими трупами, повезли на кладбище, а по дороге перенесли ко мне. Вот с такими приключениями ты здесь и очутился. Невероятно, правда?