Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

— Главное, поскорее выздоравливайте, — прямо-таки масляным голосом сказал Этнер. — Меня не на шутку обеспокоило известие о вашей болезни, а врачи пугают осложнениями. Выздоравливайте и возвращайтесь, Жду вас в Берлине.

Положив трубку, Бергер долго лежал на спине, глядя в потолок своей комнаты, — неизвестный мастер изобразил на плафоне буйство красок золотой осени С ее щедрыми дарами и аллегорические фигуры, не забыв, однако, добавить к ним полуобнаженных нимф и сатиров. Ночник слабо освещал роспись, свет падал неровно из-за наклоненного в одну сторону абажура, и потому казалось, что внезапно застигнутые светом фигуры застыли, пораженные тем, что их застали в момент движения, и как только погаснет ночник, они вновь пустятся вскачь, исполняя замысловатый танец.

Насморк прошел еще не до конца, постоянно щекотало в носу, и обер-фюрер морщился, сдерживая желание чихнуть, — до чего же противно испытывать недомогание, но зато именно в такие моменты отчетливо осознаешь, как прекрасно быть здоровым и свободно дышать.

Да, насморк пройдет, но свободно дышать удастся еще очень не скоро. Масса условностей сковывает по рукам и ногам, принуждая к подчинению и выполнению приказов тех людей, которых Отто считал просто глупцами, а он, более способный и сильный умом, вынужден делать работу за них и довольствоваться тем, что останется ему от почестей, раздаваемых наверху без его участия. О, как многое он бы изменил и переделал, будь в его руках реальная власть. Однако корабль, называемый государством, дал течь — пусть пока мало заметную неопытному глазу, — а потому стоит ли рваться к вершинам бюрократической лестницы? В политике в отличие от настоящего корабля первыми гибнут те, кто стоит на капитанском мостике и верхних палубах, а в живых остаются трюмные команды и средние палубы, пассажиры которых при благоприятном стечении обстоятельств готовы пополнить собой команду нового корабля.

Разговор с Этнером тоже не пропадет — он спрячет его в копилку своей цепкой памяти и потом, работая над задуманной книгой разоблачительных мемуаров, отведет и ему надлежащее местечко. Стесняться нечего — сделали же из Жили де Ре и Влада Дракуле страшных злодеев и вампиров, пожирающих младенцев и сосущих кровь своих жертв. Публика падка на подобные вещи, они щекочут ее нервы и заставляют замирать от ужаса над прочитанными страницами, в глубине души радуясь, что ты сам не такой, а если и не слишком хорош, то до этих негодяев тебе все одно далековато, и есть еще запас времени, чтобы догнать и перещеголять их. И никого не интересует — действительно ли французский рыцарь Жиль, прозванный Синей Бородой, и румынский господарь Влад были такими, как их описали? А уж в случае руководителей РСХА и НСДАП не надо обладать буйной фантазией. Только умело подай материал — и читатель завизжит от восторга, вырывая книгу из рук торговцев…

Когда утром зашел фон Бютцов, Бергер был уже выбрит и одет. Сидя за сервированным Клюге столиком, он допивал утреннюю чашку кофе и глотал таблетки.

— Дополнительный паек, — слабо улыбнулся он в ответ на пожелание доброго утра и предложил Конраду выпить чашечку кофе.

— Боюсь не успеть, — отказался штурмбанфюрер. — Подали автомобиль, а вылет самолета не хотелось бы задерживать. Может быть, позволите мне самому отвезти доклад на аэродром? Мне кажется, вам не стоит рисковать своим здоровьем.

Вместо ответа Бергер встал, и открыв сейф, вынул из него папку с докладом. Вложив ее в портфель, тщательно запер его замок и влез в рукава поданного Канихеном плаща.

— Хотя на улице и солнечно, но, учитывая ваши пожелания, дорогой Конрад, я я поберегу здоровье: на аэродроме наверняка ветрено. Ну, пошли?

Забежав вперед, Канихен предупредительно открыл перед ними дверь и, прихватив автомат, вместе с Клюге поспешил следом за шефом.

Спускаясь по лестнице, Бергер подумал о том, что затея рейхсфюрера с покушениями весьма некстати, — хотелось бы все-таки выбраться отсюда и сделать некоторые неотложные дела. Написанное Конрадом брату за океан письмо прямо-таки жжет карман, а время идет, и оно все больше, и больше, напоминает зарытый в землю клад или замороженный вклад в банке. Письмо должно работать, найти адресата и побудить того к действию, встречам, разговорам, нащупыванию обоюдовыгодной сделки на основе ряда сходных позиций.

А он, Бергер, вынужден маневрировать, чтобы не вляпаться раньше времени в такое дерьмо, после которого не помогут никакие письма. Но кто прикажет фюреру или Гиммлеру? Это — номенклатура Иисуса Христа, распоряжающегося их жизнями. Лучше уж потерять некоторое время, чем потерять потом все.