Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

Вернулась она с рослой старухой — по-крестьянски ширококостной и крепко сбитой, несмотря на тепло, покрытой широким клетчатым платком. Присев на стул, Катаржина положила перед собой завернутый в плотную бумагу пакет.

— Что это, — наливая ей кофе, поинтересовалась экономка.

— Пан ксендз просил, — старуха с благодарностью взяла чашку и отодвинула сверток от себя. — Мне скоро возвращаться, немецкие паны не любят, когда я долго отсутствую.

— Хорошо, — согласилась хозяйка. — Здесь один человек, который хотел побеседовать с вами.

— Да, пан ксендз говорил мне, — с достоинством ответила Катаржина. — Но где этот человек?

— Там, — экономка показала на ширму, — Он задаст вам несколько вопросов.

— Вы знаете уборщицу Анну? — задал первый вопрос Антон.

Старуха повернула голову на голос, немного подумала, потом ответила:

— Знала. Ее теперь нет в замке. Была, но недолго, увезли.

— Откуда появилась, кто и куда увез?

— Говорили, что прислали с биржи. Ее опекал черный немец, приехавший с большим начальником из Германии. Здоровый такой. Их с начальником двое.

«Клюге и Канихен, — понял Волков. — Наверняка они. Еще живы, подлецы. Но кто из них? Впрочем, какая разница?»

— Увез ее этот немец на машине, — продолжала Катаржина, — а вернулся один. Но пусть пан знает, что Анна действительно белоруска. И пусть знает, что с биржи в замок никого не берут. Никогда.

— Она действительно убиралась в госпитале и жилом крыле замка?

— Того я не видела, — поджала губы старуха. — Когда она мне попалась во дворе, я спросила: кто такая? Сказала: уборщица Анна. Худая, молоденькая была, волосы темные.

— Да, похоже, — согласился Антон. — То, что вы принесли, действительно из жилого крыла?

— Пан может не сомневаться.

— Как же вам удалось? Вас пускают туда?

— Нет. Но я лучше их знаю, что и где лежит, — гордо выпрямилась Катаржина. — И знаю, как туда пройти и взять, чтобы было незаметно. Я пятьдесят лет служу в замке, а они в нем всего три года, но успели многое растащить. Они пользуют ту бумагу, которую запасли князья. Хорошая, заграничная. Мне пора уходить, — бросив взгляд на настенные часы, старуха встала и поклонилась в сторону ширмы. — Доброго здоровья пану.

— Вам сюда, — вернувшись, проводившая гостью экономка повела Волкова на кухню и открыла дверь черного хода. — Были рады вам помочь, если сумели.

— Спасибо, — и майор начал спускаться по узкой лестнице с чугунными перилами.

— Пан, — тихонько окликнула его хозяйка. — А сверток?!

— О, простите, — Антон взял поданный ею пакет и сбежал вниз. Какая рассеянность: задумался и чуть было не оставил столь нужную вещь.

Провожатый ждал внизу. Все так же молча он пошел впереди, выведя Волкова в уже знакомый сводчатый подвал через систему запутанных коридоров, пропахших луком и гнилым картофелем.

Через десяток минут разведчик оказался опять в том же дворе с павильоном общественной уборной, в обратном порядке проделав свой путь к месту встречи с Катаржиной.

Придя на квартиру старого гробовщика, он развернул пакет и осмотрел стопку чистой белой бумаги, принесенной старухой. Услышав стук в дверь, спрятал сверток и открыл. На пороге стояла Барбара, вытирая руки концом передника.

— Я носила обед мужу. Он просил передать, что за товаром приедут завтра, на грузовике. Из солдатского госпиталя в Желудовичах…

Группенфюрер Этнер позвонил как всегда ночью. Выразив глубокое сожаление, что Бергер приболел, да еще столь серьезно, он начал расспрашивать обер-фюрера о здоровье, проявив незаурядные медицинские познания, и Отто даже засомневался — не сидит ли рядом с группенфюрером суфлер-медик?

Голос у Этнера, рассуждавшего о болезнях человеческих и хрупкости жизни, подверженной стольким опасностям, был тих и печален, но многоопытный подчиненный уловил в нем скрытое одобрение и поощрение, — можно продолжать играть роль тяжелобольного, всячески затягивая возвращение в Берлин. Молчаливое согласие на это получено.

— Я жду вашего доклада, — говорил группенфюрер, и его слова долетали до Бергера вместе с легким потрескиванием и шорохами на линии. Наверняка прослушивали разговор сотрудники спецслужбы связи РСХА или сам Этнер распорядился сделать запись. — Рейхсфюрер справлялся, как движутся дела, и будет рад поздравить вас с успехом, дорогой Отто.

— Утром вылетает офицер спецсвязи, — прокашлявшись, сообщил обер-фюрер. — Я сам провожу его. Думаю, к вечеру доклад положат на ваш стол, группенфюрер.