Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

— Живые есть? — спросил подлетевший на лёгком танке Федя Тихонов.

— Только мы с радистом.

— Ладно, мы погнали. Обойдётесь сами?

— Обойдёмся. Не забудьте нас на обратном пути прихватить.

Механик быстро наложил шину на сломанную руку стрелка-радиста и попытался завести двигатель. Сильный удар не только смял башню и угробил ребят. В нескольких местах лопнули трубки топливной системы, треснул пополам аккумулятор. Под машиной натекла лужа солярки и масла.

Механик-водитель Шугаев Иван действовал быстро, как привык работать в своём крестьянском хозяйстве в деревне возле городка Алатырь. Он снял пулемёт, сгрёб мешок с дисками и сумку с харчами.

Возле юнкерса растекалась лужа бензина, в любую минуту он мог вспыхнуть. Сквозь разбитое стекло кабины пытался вылезти кормовой стрелок. Иван, не колеблясь, пристрелил бы его, но вспышка могла воспламенить бензин.

— Ладно, сам подохнешь, — пробормотал он и позвал стрелка-радиста. — Уходим.

— А ребята? — придерживая сломанную руку, спросил тот.

— Их не вытащить. А танк, как боевое оружие, придётся поджечь согласно Уставу.

— Вместе с ребятами?

— Ты чего разбубнился? Вместе… не вместе. Возьми лучше сумку с харчами. Может, ещё фрица недобитого пожалеешь?

Отойдя на два десятка шагов, сержант дал короткую очередь. Сначала вспыхнул бензин, затем, дымя, разгорелась солярка, смешанная с маслом. Отчаянно кричал в огне недобитый немец. Вскоре замолк. Пламя охватило юнкере. Пушка под крылом дала трескучую очередь, контейнер развалился, а затем загорелась родная «тридцатьчетвёрка».

Иван Шугаев снял танкошлем, помолчал и позвал радиста.

— Чего застыл? Пошли укрытие какое-нибудь выберем. У нас пулемёт и спирт есть. Помянем ребят и воевать будем.

Они пристроились в защитной щели. Радист хлебнул спирта, а Шугаев Иван не успел. Прямо на них бежали двое солдат из аэродромной охраны во главе с унтер-офицером. Механик-водитель подпустил их поближе и открыл огонь.

Наверное, сидя за рычагами, Иван отвык от оружия. Длинные очереди из пулемёта ДТ («Дегтярёв танковый») летели россыпью, но Шугаев срезал одного из солдат и ранил унтер-офицера. Унтер понял, что лезть на пулемёт неразумно, и, швырнув издалека гранату, отступил вместе с уцелевшим солдатом.

Затем в их сторону, уходя от русских танков, на скорости стал приближаться бензовоз «МАН» смассивной кабиной. Зарядив новый диск, механик-водитель тщательно прицелился. Грохот взрыва за спиной (сдетонировали снаряды в его родной «тридцатьчетвёрке») заставил Шугаева невольно обернуться. Поймав в прицел бензовоз, сержант пробормотал:

— В тебя-то я, гад, не промахнусь.

И нажал на спуск.

Уничтожить аэродром с несколькими десятками боевых самолётов — задача не из простых. Обе танковые роты уже потеряли почти половину машин, пока прорвались к самолётной стоянке и ангарам.

Уцелевшие танки первой роты во главе с комбатом Шестаковым, грузовик «порше» спулемётной установкой и взвод десантников влетели на стоянку. Под снаряды и очереди крупнокалиберных ДШК угодили юнкерсы, не успевшие завести или прогреть моторы.

С ними было расправиться легче, но многие юнкерсы уже покинули стоянку. Кроме того, лётчики, охрана аэродрома и технический персонал встретили русские танки огнём. Охрана и техники, обученные действиям в подобных ситуациях, вели стрельбу из нескольких пулемётов, карабинов, летели ручные гранаты.

Спаренная установка ДШК расстреляла в упор «Юнкерс-87» иподожгла его. Но когда погнались за другим самолётом, кормовой стрелок очередью из скорострельного спаренного пулемёта МГ-81 перехлестнул «порше». Были убиты двое бойцов из расчёта и помощник водителя.

Уцелевшие зенитчики гнались за юнкерсом и продырявили его в нескольких местах. Бомбардировщик, не сумев взлететь, врезался в сугроб, где его всё же добила зенитная установка.

«Тридцатьчетвёрка» подожгла фосфорными снарядами ангар, в котором ремонтировались повреждённые самолёты. Начавшийся пожар выгнул и обрушил купол. Пламя корёжило алюминий, от сильного жара, искря, горела крыша, внутри взрывались боеприпасы.

Два массивных самолёта-разведчика «Фокке-Вульф-189» сдвойными фюзеляжами угодили под снаряды. И танкисты, и пехота ненавидели эти самолёты, получившие прозвище «рама». Они вынюхивали цели, наводили на них авиацию или корректировали огонь дальнобойных батарей.

Трёхтонные бронированные самолёты были недоступны для зениток, а пять пулемётов на каждом давали возможность отбиться от советских истребителей. Сейчас оба фокке-вульфа с двадцатиметровыми крыльями горели, разваливаясь на куски. Их пожирал собственный бензин из объёмистых баков.