Гусейн Наджафов - Смелые не умирают

К вечеру дошли до небольшой поляны и расположились на отдых. Ребята сбросили ношу, расправили отекшие спины и с аппетитом принялись за еду. Вдруг в кустарнике послышался хруст. Все насторожились, взялись за оружие. Кустарник раздвинулся, и из него высунулась белая лошадиная морда. Лошадь смотрела на людей большими черными и, как показалось Вале, влажными и немножко грустными глазами. Как она очутилась здесь, в лесу?

— Ой, смотрите, коняга! — восторженно воскликнул Валя.

Он подошел к лошади и протянул ей кусок хлеба. Лошадь понюхала хлеб дрожащими широкими ноздрями и, обнажив розоватые десны, осторожно взяла его. Валя гладил лошадь и просил Музалева:

— Иван Алексеевич, возьмем с собой конягу. А, дядя Ваня?

— Ага, — поддержал его Степа, — нагрузим ее, легче идти будет…

В это время в небе послышался гул самолета. Самолет низко пролетел над лесом, развернулся и начал кружить над поляной.

— Прячься! — скомандовал Музалев.

Все кинулись врассыпную и скрылись в кустарниках. Самолет сбросил мелкие мины и гранаты. Лошадь заметалась по поляне. Она шарахалась из стороны в сторону. Высунувшись из кустарника, Валя манил к себе лошадь, он хотел было броситься к ней, загнать в кустарник. Но рядом разорвалась граната и разнесла лошадь в клочья.

Самолет отбомбился и улетел. Партизаны снова собрались на полянке, навьючили на себя снаряжение и двинулись дальше…

Через два дня партизаны расположились недалеко от большого села, в котором, по рассказам крестьян, располагался штаб крупной воинской части. Музалев, видимо, принял какое-то важное решение.

— Котика ко мне! — обратился он к сопровождавшему его партизану.

По улицам села идет мальчик-оборвыш. На нем грязные лохмотья, обут он в худые лапти. На боку висит сума с корками сухого хлеба и объедками. Оборвыш то остановится, то пойдет дальше, гнусавым голосом выпрашивая милостыню. Особенно часто он останавливается возле тех хат, где расквартированы немцы, стоят автомашины и мотоциклы.

Так Валя обошел все село и направился к окраине. У крайней хаты он заметил две танкетки. Возле них стояло несколько солдат. Из хаты вышли еще двое гитлеровцев. В руках у них были узлы, подушки, самовар.

Мальчик ускорил шаги, притаился за соседним плетнем и стал внимательно наблюдать. Во дворе беззвучно плакала старуха, добро которой вытаскивали из дому солдаты.

«Грабят!» — догадался Валя. Он сунул руку в суму и вытащил из-под корок хлеба две немецкие гранаты. Бросок, еще бросок! Ближняя танкетка вспыхнула. Один из солдат упал. Остальные побросали награбленные вещи, толкая друг друга, вскочили во вторую танкетку, и она сорвалась с места. Из дома выскочил задержавшийся солдат. Пытаясь догнать своих, он неистово орал: «Партизанен! Партизанен!»

Старуха от неожиданности перестала плакать и испуганно прижалась к стене. Она так и не могла понять, что произошло на ее глазах несколько секунд назад.

А Валя легко перепрыгнул через плетень и пустился наутек. Он слышал, как в селе застрочили автоматы.

Валя сделал большой крюк и долго плутал по лесу, прежде чем выйти в расположение партизан.

Юный разведчик доложил Музалеву, сколько примерно солдат находится в селе, сколько у гитлеровцев машин, танкеток, орудий. Мальчику удалось разведать, в какой хате расположен штаб и как его охраняют. От зорких глаз не ускользнуло и то, что от штаба к деревьям тянется толстый телефонный кабель. Но где он пролегает дальше, установить не удалось.

Последнее сообщение особенно заинтересовало Музалева. Он слышал, что где-то здесь проложен прямой провод, соединяющий армейские штабы со ставкой Гитлера в Варшаве. Может быть, на него и наткнулся разведчик? Пусть даже не тот, все равно…

— Плохо, Валя, плохо… — задумчиво сказал Музалев и пристально посмотрел на паренька. «Нет, после истории с гранатами его посылать больше нельзя…»

По взгляду Музалева Валя догадался о его мыслях.

— А что, дядя Ваня, надо было порезать кабель? — спросил он.

— То-то и оно, что надо было! — с досадой ответил Музалев. — Кого мне все-таки послать? — вслух размышлял он.

— Иван Алексеевич, меня пошлите. Фрицы меня и не видели! Я же знаю, где тот кабель. Пошлете?

«Конечно, ему легче выполнить задание», — решил Музалев, но ответил не сразу:

— Хорошо, пойдешь завтра. Только помни: это очень важно!

Утром Валя ушел на задание и долго не возвращался. Музалев нетерпеливо поглядывал на часы. Ему, человеку, столько раз глядевшему в глаза смерти, труднее всего было ожидать возвращения своих людей, ушедших на опасное задание. Тем более трудно было ждать Валю: Музалев относился к нему с какой-то особой заботой, любил, как младшего брата. И Анна Никитична, когда ее увозили на Большую землю, просила: «Вы уж присмотрите за Валиком, Иван Алексеевич. Я на вас надеюсь…»