Василь Быков - Атака с ходу

Я клял себя за непростительный промах, но затвор только беспомощно клацал - наверно, опустел диск (и надо же случиться такому в самый неподходящий момент). Я выхватил его из автомата и сунул за пазуху. Но не успел я перезарядить, как Ананьев ринулся впереди прямо на немца. Тогда и я вскочил. На бегу, одной рукой стараясь расстегнуть сумку с магазинами, я не спускал глаз с ротного. Тот что-то кричал. Немец еще раз грохнул торопливым винтовочным выстрелом, однако опять промазал и, пригнувшись, бросился в темень. Винтовка почему-то осталась на земле, Ананьев тут же подхватил ее и, широко размахнувшись, швырнул убегавшему под ноги. Немец споткнулся, едва не упал, но удержался на ногах и обернулся. Наверно, увидев сзади только одного преследователя, он вдруг сделал резкий поворот навстречу, чтобы броситься на командира роты.

Но тут уже подоспел я.

Наощупь затолкав в автомат новый диск, я почти в упор дал по нему длинную огненную очередь. Немец неестественно выгнулся и разом осел, я побежал дальше, не сразу поняв, что поспешил: мы зарвались. Впереди были немцы, поблизости о потемках мелькнуло несколько теней, и тут же в трех шагах впереди что-то, стремительно метнувшись, ударилось оземь. Я не увидел, что это было, я почувствовал только удар, в лицо плеснуло мокрым снегом и грязью, и тогда я смекнул: граната! Она подскочила и в одно мгновение оказалась где-то у меня под ногами. С необыкновенной отчетливостью, какая возможна только за секунду до гибели, я понял: конец! Испуг толкнул меня от этого места, да так сильно, что ноги не выдержали этого спасительного толчка, и я через голову, каким-то непостижимым чертовым колесом покатился по мокрой земле.

Взрыва я почему-то не услышал - почувствовал только, как ошалело рвануло палатку и, словно зубилом, звонко звякнуло о каску. Одно ухо враз заложило, будто в него вогнали тугую плотную пробку, щека одеревенела, на какое-то время я перестал ощущать себя и, когда подбежал Ананьев, никак не мог взять в толк, что случилось, и что ему от меня надо. Пока я судорожно корчился на земле, командир роты тормошил меня за рукав, затем что-то прокричал в лицо - я почувствовал только его горячее дыхание, - тут же сам попытался подняться на колени и застонал от жгучей бола в плече.

Ананьев энергично замахал рукой. И вдруг, будто вынырнув из-под воды, я услышал его непонятно чужой и очень далекий голос:

- Стой! Рота, стой! Назад! В траншею, назад!

Тогда, очнувшись от горячего удушья, я повял, что жив, и начал медленно подниматься с земли. Плечо горело и бесчувственно-тупо деревенело, рука обливалась чем-то горячим, из рукава часто закапало - на сапоги и в грязный, истоптанный снег...

Я слышал, как командир роты кого-то позвал, кто-то подбежал ко мне, подобрал оброненный на снег автомат, поправил на голове каску. Приходя в себя, я сделал два шага. Ноги мои были невредимы, рану в плече я зажимал здоровой рукой, но из рукава капало - с каждым шагом все больше.

Боец подхватил меня под мышку здоровой руки.

- Постой, Васюков. Перевязать надо.

Слышал я, кажется, одним ухом и по голосу узнал его - это был Лутохин из взвода Пилипенко. Ананьев исчез - может, со взводом Ванина побежал дальше, на другой склон высоты. Часть роты, однако, осела в траншее: я слышал недалекие голоса и пошел на них. Лутохин, поддерживая меня, шел рядом.

Мы соскочили в грязную траншею. Здесь уже хозяйничали автоматчики из взвода Пилипенко. Трое возились в темноте с трупом немца, который никак не могли поднять наверх. Один из них выбрался из траншеи, и с его помощью бойцы втащили убитого на край бруствера. Тащить его дальше у них не было охоты.

- Пусть валяется. Все от пуль укрытнее будет.

Боец присел над убитым и начал шарить по его карманам. Двое внизу брезгливо вытерли о шинели ладони и посторонились, пропуская нас. Кто-то, узнав меня, сочувственно окликнул:

- Что, Васюков, накололи?

- Накололи, - вместо меня ответил Лутохин. - Не видели, где Цветков?

- А кто его знает... Под горой, верно.

- Сзади, конечно. Чего ему тут быть?

Лутохин заботливо снял с меня остатки изодранной взрывом палатки, как-то освободил плечо от лямок вещевого мешка, также иссеченного осколками. Свежевырытым ходом сообщения я прошел, пошатываясь, еще несколько шагов и на повороте столкнулся со старшиной Пилипенко. Шурша о стены волглой палаткой и отдавая команды, тот деловито обходил траншею. Завидев меня, старшина закричал: