- Его счастье, что этот фельдфебель попался. Хотя... - Он поискал глазами Шапу. - Донесение вручил?
- Так точно, товарищ старший лейтенант. Самому командиру полка.
- Что он сказал?
- Сказал: молодец Ананьев.
Ротный скривился, будто от боли.
- Лучше бы ты его потерял. Заблудился, командира полка не нашел. На какого хрена ты его вручил?
Щапа пожал плечами и сел. Ананьев горестно-протяжно вздохнул.
- Так всегда. Только постараешься, тут тебя как шарахнет! На ногах не устоишь! Да еще этот чмур...
- Товарищ старший лейтенант, - подвинулся к нему Щапа. - Это взаправду его в штрафную?
Командир роты нахмурился:
- А ты что же думал? В бирюльки тут вам играть? Война - не хахоньки.
- Колхозник он, - сказал Щапа, будто это обстоятельство само собой все разъясняло. - Четверо детей...
Ананьев неопределенно поежился.
- Четверо, четверо... - И, вскочив, почти закричал на Щапу, - Что ты мне дудишь: четверо! Хоть сто!
Щапа не дудел больше, поднял от ветра воротник бушлата и боком прилег на откос.
- Вон комиссар бежит, - сказал он спокойно.
Странно, Ананьев, будто ожидая того, с заметной поспешностью оглянулся, и озабоченное лицо его омрачилось еще больше. Но это на одну только секунду.
- А вы чего? Чего развалились? А ну марш окапываться! Я вам покажу, умники!
Ну что ж, копать - дело нехитрое. Щапа отстегнул от ремня трофейную немецкую лопатку и, отойдя на пять шагов, сноровисто подрезал ею дерн. Мне же копать было нельзя, да и нечем, и я тихо сидел на насыпи, придерживая под полою шинели руку.
Однако Щапа преувеличивал, сказав, что Гриневич бежит, - замполит шел шагом сильно хромая, то и дело поглядывая на высоту и на нас у дороги. Он заметно спешил то ли по какому-то своему делу, то ли опасаясь немцев, которые пока что миловали нас своим вниманием.
Я это понял еще до того, как замполит подошел к откосу. Еще издали на его лице можно было прочесть крайнюю меру озабоченности, даже тревоги, совершенно очевидно - он был расстроен, что, в общем, бывало, с ним редко. И чем он, сильно хромая, подходил ближе, тем все больше мрачнел Ананьев. Наконец замполит, еще не дойдя до канавы, заговорил тоном, не оставлявшим никакого сомнения, что случилось несчастье:
- Ты сдурел? Или напился? Что ты наделал?
- А что? - сказал Ананьев, и всем у насыпи стало понятно, что он и сам отлично понимает это свое что.
- Как что? Он еще спрашивает! Обмен устроил! Ты понимаешь, чем это пахнет?
- Чем?
Гриневич остановился внизу и широко развел руками.
- Я просто не знаю! Он еще спрашивает - чем! - почти в отчаянии говорил замполит. На откос он не полез, а топтался под насыпью.
Командир роты вяло махнул рукой, с нарочитой беззаботностью откинулся на локоть, но тут же опять сел ровно.
- С ума сойти надо! Ты приказ два ноля девятнадцать знаешь?
- Пошел ты! - не очень решительно прокричал Ананьев. - У меня рота! Видишь? А вон немцы!
Гриневич внимательно снизу вверх посмотрел на ротного, тот вдруг отвернулся и выглянул поверх насыпи. В цепи опять заметно насторожились: автоматчики, перестав копать, прислушивались к ссоре. Я впервые видел, как Ананьев позволял заместителю так обходиться с собой, - это было совершенно на него непохоже. Видно, что он и сам чувствовал свой промах, понимал, что нарушил какой-то строгий приказ, теперь сознавал свою виновность, и только характер не позволял ему согласиться с заместителем или промолчать.
С усилием одолев крутизну, Гриневич взобрался на насыпь и опустился на колено в шаге от ротного.
- Ну какого черта! - сказал он потише. - Было бы кого, а то Чумака! Из-за этого придурка такого гада отпустил. Надо же додуматься!
Ананьев повернулся к нему лицом:
- А что Чумак - не человек, по-твоему?
- Не о том разговор. Человек. Да какой?
- Советский, - сказал Ананьев. - Колхозник! Так что же его - на растерзание немцу?
Гриневич поморщился:
- Давай без общих слов. Давай конкретно!
- Твои же слова. Ты ими бойцам мораль толкаешь.
- Что и толкаю? - повысил голос Гриневич. - Я политработу веду. А ты за раз все насмарку!
- А воевать с кем? - крикнул Ананьев, совершенно срываясь. - С кем мне воевать - ты подумал? - Он вскочил на колени и рукою широко взмахнул над насыпью. - Вон видел: взвода по двадцать человек! А вон высота, видел? Раз не удалось, думаешь, все? Ошибаешься! Приедет Сыромятников, прикажет взять. А с кем брать? А?
Он в запале одним духом прокричал это, автоматчики в цепи, бросив работу, с любопытством и тревогой смотрели сюда. У меня в тоске сжалось сердце - не хватало еще ссоры.
Читать дальше