Василь Быков - Атака с ходу

С виноватой покорностью во всем своем неказистом облике между нами и немцами стоял наш автоматчик Чумак. Показалось сперва, что он будет говорить что-то, может, агитировать сдаваться в плен: такое уже как-то случалось и теперь не удивило бы нас. Но он молчал. Тогда стало казаться, что он намерился честно погибнуть, чтобы не оказать подлой услуги немцам, и это вызывало к нему сочувствие. Но шло время, и оба они неподвижно и молча стояли на склоне. Немец так плотно жался к Чумаковой спине, что выстрелить в него, не рискуя попасть в Чумака, было невозможно. Автоматчики в цепи загалдели, каждый по-своему понимая суть происшедшего:

- От гад! Предатель!

- Какой предатель? Влип он.

- Да тикать надо! Растяпа!

- Где Шнейдер? - рявкнул, оборачиваясь ко мне, Ананьев.

Но Шнейдер уже бежал. Только этот длинный, нескладный человек просто, видать, не умел спешить. Бег его скорее напоминал ленивую ходьбу с прискоком - сгорбившись, он то вяло трусил, то путано сигал по мокрому полю.

- Бегом! - крикнул с насыпи командир роты.

Шнейдер, наконец, одолел открытое болотце, перескочил через лужу воды в канаве и с какой-то неуклюжей развалкой полез на откос. Ротный несколько мягче сказал:

- Что он кричит! А ну, послушай.

Шнейдер криво передернул губами.

- Что слушать! Того фрица выменивает.

Ананьев сполз ниже, а затем и вовсе отвернулся от высоты. Шнейдер взобрался наверх и, не зная, чем заняться, опустился на одно колено, отставив в сторону длинную, в стеганых брюках ногу. Кирзовое голенище его сапога было рвано распорото чем-то, похоже, осколком.

Настала трудная пауза. Ребята в цепи притихли. Ниже под насыпью напряженно застыл пленный обер-фельдфебель, над которым в выжидательной позе стоял сержант Цветков.

Вдоль канавы к нам бежал Щапа.

Не зная, что и думать, я снова взглянул на склон, испытывая невольную жалость к этому невезучему Чумаку. И надо же было ему влипнуть в такое положение! Он и сам, видно, понимал это и терпеливо стоял, с виду совершенно безразличный к своей участи, напуганный, растерянный.

В цепи, перебивая друг друга, галдели:

- За Чумака - такого фрица? Нема дурных.

- Так что ж, Чумаку погибать?

- Тикать надо.

- Гляди, утикешь, когда на мушке держат.

- С пулемета тогда обоих. Все одно...

Ананьев то садился, то вскакивал и все время ругался. Но все же на что-то надо было решиться. После минутного колебания комроты снова обернулся к высоте.

- Пулемет ко мне! - приказал он.

- Пулемет - к командиру роты! - передал по цепи Щапа, и тут же под насыпью появился маленький узкоглазый Батурбаев с заряженным РПД в руках. Подбежав, он взобрался на откос, и Ананьев с безучастным, каменным видом выждал, пока тот укреплял перед ним на бровке пулемет. Наконец Батурбаев щелкнул затвором, определяюще взглянув на высоту, подвинул хомутик прицела, планка которого круто поднялась вверх - до цели оказалось довольно далеко. Пулемет был готов, боец отстранился, уступая место командиру роты. Автоматчики умолкли.

Вдруг Ананьев закричал:

- Ты что мне его суешь? Сам не умеешь?

Батурбаев сконфуженно переморгнул узенькими щелочками глаз.

- Умею, товарищ командир. Почему не умею?

- Умеешь! - передразнил комроты, вытягиваясь за пулеметом. Он полежал недолго, будто даже прицелился, и опять встал, опершись об откос. Пальцы на его широкой руке едва заметно подрагивали. - А он исправный?

- А как же! Исправный, товарищ командир.

- Где же он, к черту, исправный! - закричал Ананьев. - Он грязью забит!

Батурбаев виновато сковырнул с приклада присохший комочек грязи.

- Убирай к чертовой матери свой драндулет! - прокричал Ананьев к отвернулся. Батурбаев с готовностью подхватил пулемет и сбежал вниз к канаве.

Слава богу, пронеслось в мозгу, хотя неисправность пулемета вряд ли что меняла в положении Чумака, который по-прежнему оставался на краю гибели, разве что теперь не от своей пули. Там, на склоне, прождав, видно, положенное время и не получив ответа, немец-конвоир стал пятиться назад, как и раньше, прикрываясь Чумаком. Еще минута - и они отдалятся настолько, что будут уже вне досягаемости нашего огня.

Ананьев, мучительно что-то решив, вскочил на ноги.

- Цветков, давай фрица!

Цветков послушно подтолкнул фельдфебеля, тот несмело еще поднялся и с готовностью запрыгал на одной ноге, падая рукой на откос. Ананьев повернулся к переводчику:

- Шнейдер, отвести! Разменять и с Чумаком назад!

Что-то похожее на вздох облегчения пронеслось над дорогой, и хотя многое еще было не ясно и не решено, тем не менее появилось ощущение, что главное в этом деле принимало благополучный оборот.