Оуэн Дэмпси - Белая роза, Черный лес [litres]

– Приятно тебя видеть. Стала еще красивей. Сколько лет прошло, Франка?

Она уставилась на череп на его фуражке. Впрочем, Даниэль сразу ее снял и держал под мышкой.

– Спасибо. Много лет, герр Беркель. Четыре?

– Мы не виделись с самого твоего переезда в Мюнхен. Присяду на минутку, не возражаешь?

Он сел напротив.

– Конечно, садись. – Как будто у нее был выбор.

– И, пожалуйста, называй меня по имени. Не нужно официальности, пусть я и при погонах. Мы же с тобой старые друзья, просто хочу узнать, как у тебя дела. Закурить можно?

Он протянул сигарету и Франке. Она уже несколько лет не курила, но взяла. Беркель сначала поднес зажигалку ей, потом закурил сам. Теперь их разделяло светлое облачко дыма. Франка откинулась назад и попыталась успокоиться.

– Что привело тебя во Фрайбург?

– Приехала на могилу отца и ознакомиться с завещанием.

– Да, точно, я видел его имя в списках погибших после последней бомбардировки. Сочувствую. Эти скоты не думают о том, сколько губят мирных граждан. С нетерпением жду дня, когда мы отомстим за смерть твоего отца и сотен тысяч других немцев, убитых союзниками.

Франка начала тихонько дрожать.

– Я тоже, Даниэль.

Беркель, казалось, поверил.

– Очень сожалею о том, что с тобой случилось.

Он затянулся. Франка растерянно молчала.

– Я слышал о мюнхенских событиях.

Она хотела спросить, откуда, но сообразила: он, видимо, здесь все про всех знает.

– Скверно, что ты попала под влияние подлых предателей рейха.

У Франки сжалось сердце. Ганс был настоящий человек, такой, каким Даниэлю и прочим нацистам никогда не стать. Она отчаянно пыталась прогнать страх, казаться спокойной.

– Спасибо за сочувствие, Даниэль.

– К счастью, судья учел, что ты, как женщина, нуждаешься в снисхождении. Из-за своей доверчивости ты легче поддаешься пропаганде и бессовестной лжи подобных ублюдков. Жалею, что тебе пришлось через такое пройти. Ужасно, наверное, было. Не все понимают, но национал-социалисты хотят немецкому народу самой лучшей участи.

Франка молчала. По его серьезному лицу она видела: Даниэль искренне верит в то, что говорит.

– Я рад, что ты не попала на гильотину, как другие предатели. У тебя есть будущее – станешь женой и матерью, станешь рожать сыновей, которые послужат рейху.

Даниэль докурил и воткнул окурок в стоявшую на столе пепельницу. Франка затянулась раза три, не больше.

Он подался вперед.

– Я уверен, ты усвоила урок.

– Конечно, я тогда сглупила. Нужно было сразу на негодяев донести, но я боялась.

Франка сделала глубокий вдох, пытаясь унять боль, вызванную этими словами.

К столику подошла какая-то пожилая женщина. Беркель встал и поздоровался.

– Герр Беркель, рада вас видеть.

– И вас, фрау Гойч. Прекрасно выглядите.

– Я так вам благодарна… – Женщина протянула ему пакет. – Это вам и вашей семье.

– Нет-нет, я не могу…

– Передайте мальчикам. За то, что вы для нас сделали.

Беркель взял пакет.

– Благодарю. Я поздравлю их от вас с Рождеством.

– Благослови вас Господь, герр Беркель, – сказала она и на прощание добавила: – Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер, – ответил Беркель, сел и извинился перед Франкой.

– Кто это?

– Старинная знакомая нашей семьи, попала в беду. Я с удовольствием помог. Жаль, что тебе не смог помочь, что ты не пришла ко мне, когда тобой пытались манипулировать предатели.

– Наверное, был бы там, пришла бы.

– Рад слышать. Судья принял правильное решение. Пора тебе жить дальше. Ты уже подумала, как отблагодаришь рейх? Медсестры нужны везде, особенно теперь, когда наши отважные воины в России каждый день получают раны на поле боя.

– Я об этом думала, но я всего три недели как вышла из тюрьмы. Мне нужно время. Вероятно, после Рождества.

– Понимаю. А где будешь встречать Рождество?

– В Мюнхене. Я живу там. Сюда приехала на несколько дней.

– И лыжи с собой взяла? – спросил он, глядя на пол возле стола.

Франка вдруг вспомнила: в рюкзаке у нее морфий, бинты, гипс. Если Беркель это увидит – ей конец.

– Дом, где жил папа, разбомбили. Я остановилась в нашем старом домике в горах. Не думала, что меня там занесет.

– Да уж, погодка – нечто. Говоришь, к Рождеству вернешься в Мюнхен? Осталось всего-то девять дней.

– Не хочу встречать праздник одна в старом домишке. Вернусь как можно скорее.

– Помню я тот домик. Мы там неплохо повеселились.

Франка едва не вздрогнула, вспомнив выходные, которые они проводили вместе. Те времена, когда Даниэль был главой местного отделения гитлерюгенда, словно относились к другой эпохе. Почти все девочки ей завидовали. Что ж, пусть забирают. У него на пальце поблескивало обручальное кольцо.