Владимир Рыбин - Холодный апрель

«Буду ходить пешком», — подумал он.

Огляделся: если пойти направо через лес, то можно спуститься прямо к центру города. Километра четыре, не больше. Что такое четыре километра, когда человеку полагается в день проходить не меньше восьми? Вниз пешком, а обратно на трамвае. Луизиной картонки, глядишь, на пять дней хватит…

Голубой трамвай подкатил почти бесшумно, но дверей не открыл. Александр удивленно оглянулся на Луизу. Она отстранила его, нажала кнопку с надписью «Drücken» — «Нажми», и дверь отошла в сторону. Поднялись по ступенькам в почти пустой вагон, Луиза сунула картонку в ящичек у двери. Ящик хрупнул, отрезая уголок картонки, и оттиснул на белой полоске несколько цифр — дату и время поездки. Александр проделал то же самое со своей картонкой, испытывая такое чувство, словно он понапрасну выбрасывал деньги. Дома у него этого ощущения никогда не было: пятачок за проезд — такая малость!

За окном разворачивалась панорама города. Она то пряталась за домами, то открывалась вновь и каждый раз была по-новому интересной. Красив город Штутгарт со всех сторон, ничего не скажешь. И если бы не было этого трамвайного пути, вьющегося по склону горы, то его следовало бы построить специально. Для таких вот приезжих, как Александр. За две марки тут тебе и поездка, и экскурсия.

Спустившись с горы, трамвай нырнул в туннель и помчался под землей. И только тут Александр понял, почему на остановке была написана буква «U» — «Untergrundbahn» — «подземная дорога». Это был широко распространенный в Западной Европе подземный трамвай.

Сошли на остановке «Замковая площадь», поднялись по эскалатору и зажмурились от обилия света. Посередине площади торчал длинный палец колонны с зеленым бронзовым ангелом наверху, напоминающий Александровский столп в Ленинграде, только поменьше. За колонной высились желтые стены дворца, очень похожего на Зимний дворец — те же два с половиной этажа, те же ряды скульптур по карнизам. Такая похожесть была довольно примечательна, но Луиза не дала Александру поразмышлять над этим фактом, — у нее были свои планы, и она с настойчивостью и последовательностью истинной немки торопилась осуществить их.

Вскоре им преградил путь какой-то парень с кружкой в руках, в которой побренькивали монеты. Луиза бросила в кружку пару медяков, как видно, чтобы лишь отвязаться. И тут, словно именно этого ее пожертвования и дожидаясь, грянул оркестр, расположившийся в ажурной железной беседке. Возле беседки стояли автомашины с красными крестами по белым бортам, чуть дальше был навес, и под ним, точно так же как когда-то в Бремене, одетые в белые халаты люди продавали дешевую похлебку: шел сбор средств в фонд общества Красного Креста.

Остановились понаблюдать за бойкими продавцами похлебки. Прилично одетые люди подходили, брали небольшие мисочки и ели прямо тут же, примостившись на скамьях, на зеленеющих газонах, на ступенях соседних шикарных магазинов.

Чуть дальше внимание Александра привлекла стоявшая посреди улицы странная скульптура: огромная, в три этажа, металлическая конструкция громоздилась на растопыренной треноге из профилированной стали. Одна нога была покрашена в черный цвет, другая в белый, третья в желтый. Тренога держала некое нагромождение металла — листы, сваренные и скрепленные, казалось, кое-как. А наверху было что-то вроде огромного флюгера: на разных концах горизонтальной оси подрагивали на легком ветру большой красный круг и три неправильной формы ромба.

— Что это?

Луиза задумалась.

— Зачем это?

— Может, как раз затем чтобы вы остановились и задумались. — Луиза высказала это экспромтом и, весьма довольная собой, начала развивать свою мысль: — …Остановились и отвлеклись от монотонности жизни. Старое классическое искусство изжило себя, оно не способно сказать ничего нового. Поэтому художники и скульпторы ищут новые формы, с помощью которых можно было бы выразить новое содержание.

Это было знакомо. На некоторых московских выставках длинноволосые оболтусы проповедовали почти то же самое. Как видно, и те, и другие словесные формулы черпались из одного и того же источника.

Он оглянулся на уродливую скульптуру: странным образом она вписывалась в окружающие ее архитектурные ансамбли, была как бы декоративным пятном, подчеркивавшим прелести старинных построек.

— А вот это вам нравится?

Неподалеку посреди тротуара стояла еще одна скульптура: на постаменте высилось нечто человекоподобное, непропорциональное. Одна рука у этого обезьяночеловека была вскинута над безобразно маленькой, размером с кукиш, головенкой. Издерганное шишковатое туловище, короткие вывернутые ноги.