Владимир Рыбин - Холодный апрель

— Не кажется, — ответил он. — Зло есть зло, добро есть добро, одно заинтересовано запутывать понятия и критерии, другое — прояснять. В этом разница, а не в сложностях лингвистики.

— Но когда и те и другие говорят, что они творят добро, как разобраться?

— По делам судят, а не по словам. Наставили в ФРГ американских ракет, — вот вам и зло в чистом виде.

— Но ведь и у вас есть ракеты.

— Мы предлагаем убрать и те и другие.

— Для вас все подозрительно ясно.

— Конечно, ясно. Добро надо поощрять, зло ограничивать любыми средствами.

— Любыми? Но ведь это война. — Пастор даже приостановился.

— Война случается, когда зло не одергивается вовремя, когда оно наглеет в своей безнаказанности.

— Интересный вы человек.

— Какой есть.

— А как быть со свободой воли? Свобода воли — богоданное свойство всякой человеческой личности. Ни другой человек, ни общество, ни законы, ни государство, ни власть, ни демократия, ни тирания, ни ангелы, ни демоны, ни даже сам бог — ничто не властно над свободой воли.

— Даже бог? — удивился Александр. В устах служителя бога это звучало довольно-таки странно.

— Никто и ничто!

— Значит, любой человек волен делать все, что ему вздумается? О каких же понятиях и критериях вы говорили, если утверждаете, что их и не может быть?..

— Вот мы и пришли, — неожиданно сказал Бодо, остановившись у очередной калитки, сделанной все из той же металлической сетки, натянутой на трубчатый каркас. Он открыл калитку и первым вошел во двор, большой, зеленый, без единой грядки.

Навстречу по плитчатой дорожке спешила женщина, суетливо и тяжело переваливаясь, по чему сразу было видно, что она стара. В конце дорожки возле домика стоял человек, полусогнувшись, опираясь обеими руками на костыли. Женщины кинулись обниматься и целоваться. Мужчины обошли их и направились к домику. Церемонно поздоровались с человеком на костылях, представили Александра.

— Карл Гёрш, — назвал себя человек сиплым голосом, не подавая руки. Был он совершенно сед. Совсем поблекшие глаза убедительнее седины свидетельствовали, что ему уж за восемьдесят. Он неотрывно смотрел на Александра, кривя губы в какой-то виноватой улыбке и шевеля горлом так, словно силился что-то сказать и не мог.

Все тут были свои. Женщины тотчас нырнули в домик, затараторили там, перебивая друг друга. Бодо выставил бутылки из корзины на стол, прислоненный к наружной стене дома, и принялся крутить какую-то ручку, отчего над столом раскрылась ярко-красная ткань навеса с выцветшей надписью-поучением: «Ein ersparter Pfennig ist zweimal verdient» — «Сберечь один пфенниг — все равно что заработать два».

Домик был совсем маленький, тонкостенный, похожий на сарай с окнами, и это выглядело довольно странно после того, что Александр узнал о немецкой обстоятельности. Поскольку этот дачный участок находился, по существу, в черте города, — до центра четверть часа езды на машине, — то было непонятно, зачем он вообще нужен супругам Гёршам. Тем более что они, как, впрочем, и другие дачники-соседи, не занимаются тут огородами, оздоровительным трудом на земле.

— Вложен капитал, — тяжело переводя дыхание, пояснил Карл Гёрш, с помощью Бодо усаживаясь в кресло перед столом. — Пятнадцать лет назад мы купили эти десять соток за сто двадцать тысяч марок. Теперь участок вдвое дороже.

Стол отодвинули от стенки, в затишек забрался пастор, похлопал по стулу рядом с собой, приглашая Александра.

— Первое место женщинам, — отговорился тот и присел напротив на край скамьи, всем своим видом показывая, что готов встать, как только женщины выйдут из дома.

Пастор понимающе улыбнулся.

— Садитесь, садитесь, у нас просто. Понравился человек, заинтересовал, — приглашаем. Открыто и просто. Так вот и вас пригласили в нашу страну. Увидели — похожий, почему бы не пригласить? Интересно ведь.

— Кто похожий?

— Вы.

— На кого?

— На Сержа.

— На какого Сержа?

— На брата Эльзы Крюгер.

— Что значит — похожий? — спросил Александр, внезапно почувствовав что-то вроде головокружения.

— Ну просто вылитый Серж.

— Я?!

— Вы что, не знали об этом?

— Догадывался… Только не знал, на кого…

Он старался ничем не выдать себя, хотя внутри у него все кипело. Сколько было намеков: похож, похож. В Ольденбурге, в пивной, так прямо приняли его за Сержа. И Саския что-то такое говорила, и сама Луиза. Но чтобы его приглашение в ФРГ было вызвано только этим, такого он не предполагал. Значит, верно — всего лишь женская прихоть, желание поразвлечься? А он-то все всерьез: фройндшафт, дружба, мудреные разговоры… Игрушка для заскучавших немочек!